Грязная Сучка (сборник) - Петр Хотяновский Страница 4

Несколько лет подряд, при каждой следующей беременности Сучки, Дознаватель заводил очередное «Дело», безуспешно пытаясь выведать и наказать педофила, но на все вопросы – «Кто отец?» – она отвечала детской улыбкой и молчала, пользуясь правом не давать против себя показаний. Во всех «Свидетельствах о рождении» в графе «отец» ставили прочерк. Но однажды молоденькая канцеляристка, измученная постоянными фантазиями о процессе деторождения, в графе «отец» в шутку написала – «Дух Святой». Тогда на это никто не обратил внимания, но через много лет некий ученый, изучавший биографию Грязной Сучки, отнесся к этой записи вполне серьезно. Он предложил отцам церкви использовать этот факт как новое подтверждение реальности непорочного зачатия. Церковники сочли это кощунством и предали Ученого анафеме, а светские власти, отвергавшие идею «непорочного зачатия» в принципе, к слухам отнеслись серьезно, и были «правы»: на первом же допросе Ученый признался, что мракобесные идеи распространял по заданию разведки Ватикана. Он был обвинен в подрыве основ государства, шпионаже, измене Родине и отправлен в сибирские лагеря на перевоспитание.

Следом за ним в лагеря на всякий случай сослали главную фигурантку «Дела о непорочном зачатии» – Грязную Сучку. Но все это случилось после того, как Дознаватель точно установил отцовство одного ребенка.

После рождения каждого следующего ребенка он вызывал Сучку под предлогом выяснения, кто ее в очередной раз обрюхатил. На самом деле, «отцы» мало интересовали его. Дознаватель испытывал необычное чувство возбуждения от рассказов Сучки «как это было». Возбуждение не столько элементарно физиологическое, хотя и оно имело место: необычайно возбуждалось жившее в мозгу Дознавателя его второе «Я». Оно в эти минуты как бы отделялось от самого Дознавателя и начинало жить ничем не ограниченными фантазиями, объектом которых была Грязная Сучка. В этих фантазиях второе «Я» Дознавателя, позволявшее себе все самое стыдное и запретное, достигало необычайной, надреальной остроты ощущений. В своих фантазиях Дознаватель дошел до того, что к собственной жене не мог подойти без скоромных мыслей о Сучке. Он понимал, – это болезнь, как раньше говорили, «бес вселился», и это надо лечить. Но как? Изгнанием бесов? Специалистов этого жанра в рясе самих давно извели и изгнали. Правда, остались ворожеи. Одну из них, старую цыганку, Дознаватель знал и не раз, по долгу службы, привлекал за тунеядство, но всегда отпускал, чувствуя в ней тайную силу и знание, которое она не растрачивала на улицах за копейки – «Позолоти ручку, красавица, всю правду скажу…». Она умела проникать глубоко в душу, когда к ней приходил человек «на грани». На той «грани», на которой она сама и все ее цыганское племя живет тысячи лет, сохраняя «тайное знание», врученное им у подножия Египетских пирамид и на вершинах Тибета. «Бес», вселившийся в Дознавателя, настойчиво убеждал его убить блудницу. Ему казалось, только так можно избавиться от оргий, которые она устраивала в его мозгах. Поначалу он гнал эту мысль, – невозможно убивать «малолетку» только за то, что она рожает детей от неизвестных мужчин и смущает его воображение. Но постепенно идея убийства перестала казаться Дознавателю абсурдной. Более того, он стал придумывать, каким именно способом лучше всего это сделать, и как построить идеальное алиби, чтоб не пострадать самому. Он стал выстраивать сценарии убийства, мысленно «прокручивать» их в поисках изъяна, пока не придумал «идеальное» убийство. Конечно, он не собирался этого делать, но когда Цыганка встретила его в тени липовой аллеи, высаженной Сучкой, постучала корявым пальцем по лбу и сказала: «Выкинь дурь из головы», – он твердо решил убить Сучку.

Грозовой августовской ночью, под громовые раскаты небесной колесницы Ильи Пророка, Дознаватель вошел в комнату Сучки, увидел ее обнаженную в свете сверкающих молний и сразу понял – она ждала его. Шелковый шнурок, приготовленный Дознавателем для удушения блудницы, выпал из его рук, и он покорно поддался ее ласкам и ответил на них всей страстью накопившихся в его мозгу фантазий. Ему хотелось делать это бесконечно долго, но Сучка, почувствовав, что в чреве ее уже завязалась новая жизнь, оттолкнула его от себя, и Дознаватель с ужасом понял, что стал отцом ее будущего ребенка. На следующий день Дознаватель составил протокол допроса «самого себя», в котором чистосердечно признался в содеянном, попросил прощения у жены, у коллег и повесился на шелковом шнуре, которым собирался задушить Сучку.

Через много лет родившийся от Дознавателя сын стал Прокурором, и случайно, в архиве, наткнулся на «чистосердечное признание» папаши, с подробным изложением обстоятельства его зачатия: грозовая ночь, в сверкании молний обнаженное тело девочки на полу; струйки молока из груди, бьющие в лицо отца; бесстыдные слова и позы, и вкус липкого пота, струившегося по впадине меж маленьких грудей. Реальность описания возбудила Прокурора, как некогда возбуждала его отца. Фантазия переместила его в Барак, где на месте отца он увидел себя, испытал его чувства и ужаснулся, поняв, что все происходившее в его воображении было мигом схождения Инь и Янь, давших начало ему. Испытывая необычайное чувство любопытства, он вглядывался в детали свершавшегося на его глазах таинства, в котором было его начало, закладывалась вся его будущая жизнь и даже смерть. При мысли, что записки отца могут прочесть посторонние люди, его охватил стыд, и на следующий день «Дело о самоубийстве Дознавателя и его чистосердечное признание» исчезло. Прокурор сжег «Дело» и развеял пепел не по неверному восточному ветру – известно, что он ходит кругами, может вернуть унесенный пепел назад и раскрыть тайну происхождения Прокурора, – а дождался южного ветра, который уносит с собой все собранные по пути осколки человеческих страданий: разбитую любовь; несбыточные мечты; стыдные тайны, вшептанные в ветер порочными людьми; последнюю, невысказанную волю умирающих и отринутые Богом мольбы самоубийц о прощении. Все это и много другого мусора, одинаково рожденного любовью и ненавистью людей, ветер уносит в южные широты и наполняет ими пески барханов, волнами бродящих по пустыне.

Шелковый шнурок, хранившийся в «вещдоках», Прокурор повесил себе на шею с надеждой, что, как всякая веревка висельника, шнурок, на котором повесился отец, принесет ему удачу. Покончив с «Делом», Прокурор, не попрощавшись с матерью, исчез из города – он не знал, как без стыда смотреть ей в глаза, невольно представляя засевшие в его мозгу «картины» ее любовных игр с папашей-Дознавателем.

Весть об исчезновении сына Грязной Сучке принесла частичка пепла, упавшая на землю раньше, чем ее унес южный ветер. Сучка растерла пепел между пальцами, понюхала и по запаху поняла, что еще один ее ребенок отправился искать свою судьбу в новых землях.

С разлетевшимися из отчего Барака в разные концы света детьми Грязная Сучка не теряла связь, их лица и имена хранились запахами в отдельно приспособленной для этого части мозга. И когда тоска по детям становилась невыносимой, Грязная Сучка поднималась на крышу Барака, и часами, раздувая ноздри, вынюхивала из ветров, дувших с разных концов света, запахи покинувших дом детей. Она мечтала обнять их, как каждый вечер обнимала живших с ней детей, и ощутить тепло их плоти. Ветры приносили много и других запахов: к сильным сегодняшним запахам примешивались прозрачные запахи прошлого и скрытые до поры запахи будущего, в которых однажды она разглядела последний день своей жизни, и была безмерно счастлива увидеть вокруг гроба всех до единого рожденных ею детей, внуков, правнуков и праправнуков. Видение будущего так обрадовало Сучку, что ей захотелось невозможного – умереть раньше назначенного срока, чтоб поскорее увидеть всех вместе, всех пересчитать, разом обнять, обнюхать и прикоснуться кончиком языка к каждому, как это делала она в момент их рождения. Но ход времени изменить нельзя – ей предстояло родить еще сорок шесть детей, из них пять в колонии для особо опасных преступников, куда ее посадили за пропаганду мракобесной идеи непорочного зачатия. Приговор рассмешил Сучку, и в знак доказательства вполне порочного происхождения всех своих детей, одного из пяти рожденных в заключении она зачала от Начальника колонии.