Барашек с площади Вогезов - Катрин Сигюрэ Страница 4

Молчание, гнев, зонтики, направленные на меня, или сумки, поднятые в виде щита… Плоские шуточки, оскорбления… и постфактум – мое подавленное состояние. Все безуспешно.

Моя защитительная речь, занимающая три сотни страниц, возможно, напоминает Библию, но предназначенную для моих современников. Говорю это без пафоса и без всякого намерения оскорбить Всевышнего, который все и так написал. Беда в том, что его экземпляр почти что полностью забыт… ну, не забыт, а нечитаем, а ведь там содержатся в сжатом виде все педагогические премудрости, столь важные для обучения человечества. Спросил бы кто меня, я бы сказала: вместо того чтобы читать миллионы книг и погружаться в радости и страдания миллионов человеческих душ, прочли бы Библию – там есть всё.

Что делать, многим людям нравится накапливать опыт, с помощью которого они могут убедиться лишь в том, что никакого опыта не накопили. Если отвлечься от книг, кругом полно тех, кто накручивает километры по всему миру и кто, возвращаясь из Перу, говорит: «В следующий раз я сделаю Австралию». Не сомневаюсь, сделает. Вместо того чтобы созерцать красоту одинокого муравья, ползущего по камню. Простите мне мое раздражение, но мне постоянно приходит на ум фраза, слышанная много раз в моем доме от этих, с позволения сказать, путешественников, которые думали о себе как о «гражданах мира». На самом-то деле они существа одной лестничной клетки! Своей!

Эмоции… Ах, эмоции, да куда же без них. Грубой лаконичности мысли я сознательно противопоставляю поток эмоций. Вы можете сколько угодно иронизировать над объемом моей защитительной речи, но боюсь, что я не смогу победить и не поселю барашка в своем доме на законных основаниях, если не донесу собственных мыслей до аудитории. Я так боюсь потерять тебя, мой бедный барашек. И совсем не боюсь выплескивать эмоции.

Могу представить, что зал, всегда разгоряченный во время процесса, быстро пригвоздит моего невинного агнца к позорному столбу, если я спасую. Вот почему я в течение почти трех месяцев разрабатываю и оттачиваю что-то типа пошагового плана. Мне надо уложиться в шесть месяцев, к дате, предусмотренной планом судебных заседаний. В своей речи я вовсе не собираюсь выступить пророком – мне важно решить дело с моим барашком, только и всего. Но я очень хорошо знаю мир, увы. Люди, не довольные своей жизнью, готовы все время рассуждать о ней и заодно поучать других. Так что, если я хочу выиграть суд, а я хочу конечно, иначе зачем все затевать, то мне надо бы сделать что-то особенное. Например, усыновить барашка. Пойдут разговоры, и у меня найдутся сторонники. Сторонники всегда находятся, если есть противники. Еще я подумываю о том, чтобы прийти на судебное заседание вместе с барашком. Но я боюсь насмешек, а также санитарных правил… какие там существуют во Дворце правосудия? Нет, я приму решение в самый последний момент. Во всяком случае, ни один адвокат не сможет сделать больше, чем я за девять месяцев. Да… за девять. Не за шесть.

Эти девять месяцев будут моей опорой. Опорой моей защиты в суде. Барашек – мой, я его породила. Пусть я его не вынашивала, но я его усыновила.

– Что, я не имею права усыновить? – спросила я у моих соседей.

– Нет, потому что барашек – это неестественно, – ответила мне американка миссис Барт, мать-одиночка, которая забеременела, не позаботившись об отцовстве для своего ребенка.

Нет? Это уж слишком! Я обратила ее внимание, что недавно в Израиле был выигран первый процесс против мужчины, не признающего своего отцовства. По-моему, это как выиграть чемпионат мира, и я не возражаю против такой юриспруденции. Естественно было бы также расколоть череп этим идиотам – ну, тем, кто своего отцовства не признает. Но я остерегаюсь крайних мер. Природа постоянно доказывает, что она все время делает глупости! И если даже природа не является эталоном – нет никаких препятствий к тому, чтобы привести барашка в особняк, речь же идет не о жирафе. Насчет жирафа я бы и сама подумала, так что жираф пусть остается за скобками, к тому же, насколько я знаю, он не относится ни к одному из защищаемых видов. Но я все не исключаю его из естественной среды. Что бы там ни было, я все-таки предпочитаю природу, потому что в ней смешивается все. А в обществе должны смешиваться культура и самые разные рассуждения. Однако выше всего я ценю все, что позволяет жить в сообществе, в случае нас с барашком – в одном общем здании при условии уважения свободы каждого.

Я, например, не возражаю, если ассоциация совладельцев нашего дома захочет устроить пирушку на Рождество, потому что это единственный вечер года, когда я ложусь спать в восемь часов. Также я не имею ничего против, если большинство жителей вывесят на балконы забавные светящиеся гирлянды или усыпят искусственными белыми снежинками вьющиеся по фасаду растения. И разве я сказала хоть слово по поводу доносящих до меня килограммами (или в чем там они измеряются) запахов фуа-гра? – а между тем, бедные птицы, у которых вырезают печень, умирают в ужасных страданиях. И я терпеливо слушаю, как мои соседи рассуждают под бой часов о таланте, например, Бонни Тайлер (к слову, я тоже наслаждаюсь ее талантом), и т. д. А ведь для моего самого великого вечера одиночества в году я могла бы потребовать тишины у тех, кто празднует Рождество. Могла бы. Но я признаю, что я не обладаю персональным жилищем на площади Вогезов, нет у меня и земельного участка, вписанного в кадастр, – я проверила это в мэрии, зато у меня есть соседи, и я никогда не мешаю их семейным праздникам.

Вообще-то я их немного ввела в заблуждение относительно моей жизни, и я это признаю. Мне бы не хотелось, чтобы они знали о моем… ммм… одиночестве. Поэтому я обзавелась чудными видеокассетами с кадрами семейных обедов из французских кинофильмов. Фильмы эти уже никто не помнит, и обеды я могу выдавать за свои. Чтобы не ходить на собрания собственников жилья, мне пришлось воскресить моих мать, отца, бабушку и нескольких воображаемых родственников. Вместо того чтобы похоронить всех своих родных, как я делала в лицейские годы, я, наоборот, реанимировала их всех, потому что иначе оправдывать свое отсутствие на собраниях невозможно.

Мое воображение неистощимо, но память может ослабеть, и тогда в один несчастный день я могу случайно одним махом всех их похоронить. Однажды я так и сделала. Месье Симон радостно пожелал мне «приятных семейных праздников» и добавил, что хотел бы выразить почтение моей матушке. В ответ я прокричала ему в ухо, что у него не будет такой возможности, потому что я похоронила ее еще в молодости, когда многие другие еще и не родились, и пусть он меня оставит наконец в покое! Видели бы вы, как эта буржуазная пара, всегда одетая в камуфляжную одежду цвета хаки, как будто они пытаются скрыться от артобстрела в беспощадных джунглях из трех кустов на площади Вогезов, – как эта пара отступала, кланяясь и бормоча свои извинения. Признаться, я тоже была глубоко опечалена тем, что меня заставили выйти из себя. Что несправедливо, то несправедливо, да. Но они и я – абсолютно разные люди.

* * *

Конечно, они семейная пара, а я одинокая, или как там пишут в официальных документах. Но я хочу сказать, что я более семейная, чем многие мои соседи, если вы понимаете, что я хочу сказать… Все эти глупцы только притворяются, что они ходят парами, а копни поглубже… В общем, когда появится мой барашек, он щедро заполнит собой пустоту.