Гормон радости - Мария Панкевич Страница 4
Гормон радости - Мария Панкевич читать онлайн бесплатно
Одними из первых сели на иглу сыновья Чечена, Раде тоже было интересно попробовать. Сложно не заторчать, когда дома лезешь в диван, а там мешок героина, открываешь шкаф – а там еще один…
Из детей барона не употребляла наркотики только старшая сестра. Она родилась особенной – с детства разговаривала с несуществующими людьми, слышала голоса. Как-то Чечня вышла ночью на кухню. За столом сидела сестра, пила чай и что-то увлеченно рассказывала вслух. Стояли еще две чашки чая, как для гостей, но никого больше в доме не было. «Рада, к нам бабушка с дедушкой пришли, ты их видишь?» – спросила сестра. Чечня тогда очень испугалась. Но барон объявил старшую дочку ясновидящей и велел оставить в покое – врачам он совсем не доверял.
Когда Чечен узнал, что его любимая младшая дочь – наркоманка, то сильно сдал. Вскоре он умер от сердечного приступа. Рада так описывала похороны папы: «Ящиками в дом несли мясо, колбасы, фрукты, алкоголь. Они заносят, а я раз – и потихонечку вынесла, за дом спрятала. Думаю, завтра продам, все равно сожрут… Гости плачут, мамка плачет, папка в гробу лежит. А в прихожей шубы, дубленки, куртки! Народу-то много собралось! Я прошлась по карманам и тысяч пятьдесят добыла. Отец, наверное, на небе улыбнулся! Я у него любимицей была…»
Конечно, она сразу позвонила барыге. «Рада, папу же хоронишь сегодня, как можно!» – пытался воззвать к ее совести дилер. «Ай, молчи, приезжай, я сейчас с ним рядом лягу!» – возмутилась Чечня.
Первый раз Рада оказалась в тюрьме, когда героин у них дома обнаружили сотрудники милиции. Цыганские законы таковы – если случается беда, то вину на себя берет женщина. Мужчины же с воли обеспечивают ее, всеми правдами и неправдами пытаются смягчить приговор, но в тюрьму никогда не сядут. Чечня заявила, что это ее мешок, и братья остались на свободе. В тюрьме было немного безопаснее – Рада боялась, что цыгане ее скоро искалечат, ведь она обокрала уже всех родственников и соседей.
К этому времени от долгого употребления опиатов у Чечни началась гангрена на руках. Ее это не слишком печалило. В глубоких гноящихся язвах под бинтами она прятала пакеты с героином. Врачи СИЗО, развязав бинты при первом осмотре, чуть не сблевали от вони и велели убираться вон. Так Рада раскумарила всю камеру – протащила десять граммов с собой.
Вскоре она получила от сестры письмо. «Я сон видела недавно, что ты сидеть не будешь, Бог сжалится над тобой!» – сообщала та. Чечня очень обрадовалась. «И ведь правда, что она ясновидящая, девки! – вспоминала Рада. – Родственники дали денег судье, а судья мне дала десять лет условно… Как знала, да?»
Выйдя на свободу, Рада вновь подкинула родным проблем: по законам табора, цыганка должна выходить замуж за цыгана девственницей. Чечня же влюбилась в русского парня Васю и сбежала жить к нему. Братья приехали и избили Васька, повредив ему позвоночник. Чечню они забрали в табор, но та опять украла золото и убежала, перевезла любимого из больницы, где он лежал, в другую больницу, сняла другое жилище. Васю лечили почти год. За это время Чечня снова села на иглу.
Вася вышел из больницы и сам принялся за лечение ненаглядной. Он жестоко избивал ее каждый раз, когда ловил на употреблении. Чечня описывала это так: «Муж уснул. Стою у зеркала, горит свеча, у меня уже в вене иголка, я контроль делаю. Вижу в зеркало, что Вася тихо заходит и баяна пока не видит. У меня есть выбор – либо тихо все убрать, либо получить пиздюлей. И я думаю – а, пусть пиздит, все равно не почувствую!»
Когда Рада забеременела, то колоться не бросила. Да и врачи говорили, что опасно резко бросать употреблять наркотики и лучше вынашивать плод в привычном ритме жизни. Здоровые дети у наркоманок рождаются намного чаще, чем принято считать. Но Вася понимать это отказывался и бил Чечню ногами в живот. «Там ребенок твой!» – умоляла его цыганка. «Молчи, сука!» – кричал Вася. У нее случился выкидыш, после этого она полгода не произносила ни слова. Просто замолчала. Васек испугался, просил прощения, и Рада простила, потому что любила его. Вася был ее первым и единственным мужчиной. Когда она забеременела во второй раз, ребенка удалось доносить, несмотря на побои. Родилась здоровая дочка. Но случилось новое несчастье – семью нашли братья Рады. Цыгане требовали, чтобы Чечня с ребенком вернулась в табор, не срамила их, живя с русским. Когда та ответила, что не пойдет с ними, забрали у нее дочь.
Рада мучилась невероятно. Вася предлагал ей все забыть и родить другого ребенка. Связываться с цыганами и забирать девочку обратно ему совершенно не хотелось. Жить без дочки Рада не смогла и ушла обратно в табор.
Теперь они жили втроем – ясновидящая сестра, Рада и ребенок. После смерти отца денег стало намного меньше, но братья им помогали, правда, старались перекрыть Раде доступ к героину. Левая рука прогнила уже до кости – но гангрену Рада так и не лечила, утверждая, что это ерунда и ее просто сглазили, «такой глаз нехороший оказался у женщины».
Над Радой и преступлением, за которое она вновь оказалась на нарах, смеялись все. Это ж надо – получить двенадцать лет за сапоги!
Потерпевшая, разбитная крепкая девка, рассказывала, что возвращалась вечером домой по лесополосе. Навстречу ей вышла цыганка и потребовала денег, но получила отказ. Тогда цыганка толкнула ее в грудь и, когда жертва упала, попыталась задушить веткой дерева. («Вот гонит, а, девочки? Сучка! Как можно вообще задушить веткой?» – возмущалась Чечня.) Злодейка забрала мобильный телефон, сняла с ограбленной девицы сапоги и скрылась в неизвестном направлении.
По версии Чечни, дело было так. Она гуляла в лесу и услышала крик о помощи. Подбежала, а на земле девушка лежит пьяная и говорит: «Вот, меня только что изнасиловали! И даже сапоги забрали!» А потом, мол, из корысти на Чечню стала наговаривать, раз та рядом оказалась, – чтобы хоть кто-то возместил ей ущерб.
Во второй раз цыгане Раде помочь не захотели. Судья добавила к условным десяти годам за наркотики еще два за грабеж – путем частичного сложения.
Сидя без передач, она с ужасом думала о поездке в колонию. «Я ж всех наших в свое время обнесла-наебала… – жаловалась сокамерницам Чечня. – Убьют меня там чавэлки! Не доживу до освобождения! А может, доживу? Сейчас мне двадцать шесть. Выйду – почти сорок будет. Дочка невеста будет и не признает, Вася на другой женится… Одна радость – врачиха сказала, руки залечат. Никогда не думала, что кожу с жопы на руки можно перешить!»
«Как все они тут помещаются?» – иногда поражаются молодые прокурорские работники или редкие журналисты, если их заводят в камеру. «Ну как… Как в большой коммунальной квартире!» – привычно отшучивается дежурная сотрудница. Некоторые визитеры опускают голову, когда видят беспомощные улыбки на бледных лицах женщин в ответ на эту осточертевшую фразу. Сгорбленные фигуры переминаются в проходах между шконарями в своих бесформенных тряпках, смотрят в пол, изучают щели в половицах и завидуют тем, кто сейчас выйдет из этой проклятой переполненной камеры и пойдет по улице домой.
Любая коммуналка покажется раем по сравнению с этой невыносимо дымной комнатой, которая окрашена в грязно-зелененький, где места у человека меньше, чем на кладбище, где нельзя уединиться ни на секунду. В коммуналке можно самому, когда захочется, выключить свет, проснуться не по режиму, уйти в другую комнату и не видеть соседей – впрочем, в коммуналках так же редко встретишь адекватных людей. Например, в нашей коммунальной квартире соседи Клавдия Карповна, которую все звали просто Клавкой, и тучный Петрович занимали одну небольшую комнату, зато мы впятером с бабушкой – целых две. Клавка была высохшей, востроносой скандальной старухой с платком на седой голове, Петрович же, с небольшим якорем, вытатуированным на руке, отличался привычкой выходить ночами курить «Беломор» и глухим кашлем.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments