Генерал - Дмитрий Вересов Страница 4

В довершение всего этого практически во всех недавно «освобожденных» национальных окраинах вспыхивали восстания, часто бойцы убивали командиров и комиссаров и в полном составе сдавались немцам или разбегались. За первые месяцы войны число пленных превысило три миллиона, а дезертиров и вовсе никто не считал.

Вождю было отчего впасть в ступор, о чем впоследствии не писал только ленивый. Правда, в сталинский ступор верится с трудом – скорее, имели место лихорадочные попытки анализа ситуации и перебор вариантов. Судя по речи от 3 июля (той самой, где «братья и сестры»), политическая линия была продумана еще не вполне четко. «Враг… ставит своей целью восстановление власти помещиков, восстановление царизма…» И что по этому поводу должен был думать советский народ, досыта нахлебавшийся счастливой жизни без помещиков и царя?

Впрочем, с политической составляющей у Гитлера было не лучше. И даже хуже. Свою восточную политику «лучшие умы рейха» строили на бредовых директивах фюрера о «стаде русско-татарских унтерменшей под водительством жидовских комиссаров», которое предписывалось, вполне по-пушкински, «резать или стричь». Конкретное политическое «сопровождение» своей военной акции он доверил наименее адекватному из своего окружения персонажу, главному «идеологу рейха» и главному «специалисту по Востоку» Альфреду Розенбергу. Этот кабинетный маньяк, чьи многословные опусы сам фюрер считал бредом сумасшедшего, даром что бывший ополченец-дезертир Российской армии и несостоявшийся ивановский большевик, имел о России самые извращенные представления, полагая, что смысл жизни для «русского мужика» сводится к страданию, непосильному труду, нищете, рабству и истовому расшибанию лба в ближайшей церкви. Все это он и брался обеспечить на новых восточных землях Третьего рейха. И обеспечил, дополнив вышеозначенные мероприятия педантичным грабежом всех материальных и культурных ценностей, вплоть до гатчинского паркета и дворцово-усадебных изразцов.

Вообще по части идеологии у нацистов было слабовато. Она была безнадежно провинциальной и интеллектуально третьесортной, можно сказать быдляцкой. Их бредовая теория об арийской расе господ и недочеловеческих расах рабов, хоть и претендовала на происхождение от древнегерманских сакральных мифов, мистических откровений гениального безумца Ницше и эзотерических изысканиях профессора Хаусхоффера сотоварищи, по сути ничем не отличалась от пещерного клича гопников всех времен и народов: «Да мы, ореховские, завсегда круче зуевских были!» (Отмечу, что на практике вопрос, кто тут ореховский, а кто зуевский, оба вождя решали примерно одинаково – по своему усмотрению и исходя из политической целесообразности).

Что же касается знаменитого доктора Геббельса, то его «министерство правды» и вовсе сработало так, будто находилось у Кремля на окладе. За редчайшим исключением, его пропагандистские материалы, адресованные войскам и населению противника, служили отличным наглядным пособием для политзанятий на тему: «Фриц не только сволочь, он еще и идиот». В плен заманивали пивком и сигареткой (это притом, что из миллионов, оказавшихся в плену за первые месяцы войны, десятки тысяч бежали – и рассказывали правду о нацистском «пивке»!), вещали, что «наш гениальный фюрер научит вас, как надо жить» (и это народу, которому другой «гениальный фюрер» давно уже внушил все, что надо!), потешали стишками типа «Пляши, русский мужичок, от Москва до Таганрог».

В конечном итоге сделанная Гитлером ставка на террор и насилие сыграла против него и дала Сталину уникальный шанс превратить драку двух диктаторов за разбойничьи трофеи в Великую Отечественную войну. В лице Адольфа он обрел идеального врага, то самое абсолютное Зло, борьба с которым могла служить моральным оправданием любых действий – по меньшей мере, в собственных глазах.

Но это осознание произошло уже потом, а в 41-м…

Миллионы пленных и еще миллионы советских людей, в одночасье оказавшиеся «бывшими советскими». Два с лишним десятилетия советской власти… «стокгольмского синдрома», помноженного на резонанс толпы. Мгновенная потеря этого помутнения – и столь же мгновенное приобретение другого, такого же.

Чины вермахта (и даже ваффен-СС, и даже гестапо), непосредственно наблюдавшие этот процесс, многократно обращались к Гитлеру и другим нацистским бонзам с призывами воспользоваться уникальной ситуацией и употребить этот громадный человеческий потенциал для борьбы со сталинским режимом и «выключения» СССР из войны. Тщетно. Как однажды обмолвился сам Иосиф Виссарионович, «Глупая политика Гитлера превратила народы СССР в заклятых врагов нынешней Германии».

И ведь в кои веки раз правду сказал – только сделав сами народы СССР своим союзником в войне против Сталина и большевизма, Гитлер получал единственный шанс на победу в этой кампании. Иное дело, чем обернулось бы для Европы, мира и самой России появление на месте коммунистического СССР некоего союзного нацистам государства (или, что более вероятно, грозди из полутора-двух десятков более мелких образований, общей конфигурацией схожей с постсоветским пространством). Едва ли чем-нибудь позитивным…

Но и при упорном сопротивлении немецких властей число советских «предателей», воевавших на стороне Германии, просто зашкаливает: полтора миллиона человек, как минимум, а по некоторым оценкам – и все два. (Для сравнения – подобных англичан насчитывалось порядка двух-трех сотен, а вместе с валлийцами и шотландцами – чуть меньше тысячи). В конце 1942-го хиви («добровольные помощники») составляли почти четверть личного состава вермахта на Восточном фронте. Во время Сталинградской битвы в 6-й армии Паулюса их было почти 52 тысячи (ноябрь 1942). В трех немецких дивизиях (71-й, 76-й, 297-й пехотных) в Сталинграде «русские» (как немцы называли всех советских граждан) составляли примерно половину личного состава. Даже в таких элитных дивизиях войск СС, как «Лейбштандарт Адольф Гитлер», «Тотенкопф» и «Райх», – в июле 1943-го (Курская битва) советские граждане составляли 5–8 % личного состава. А ведь кроме хиви были и отдельные «русские» формирования Бессонова, Каминского, Гиль-Родионова, Боярского, Смысловского и многих других и громадные по численности национальные формирования народов СССР. А если учесть, что помимо них в «предатели» записывали и изрядное количество военнопленных, «остарбайтеров», гражданских лиц, сотрудничавших с оккупационными властями в качестве учителей, врачей, священников, управленцев и т. д., не говоря уже о членах семей, то получится их, пожалуй, и побольше, чем всех довоенных «врагов народа» вместе взятых. И судьбы этих людей – неотъемлемая часть общей трагической судьбы России в XX веке.

И еще одно: в Первую мировую войну к 1917 году кайзеровская Германия тоже оккупировала значительную часть тогдашней Российской империи, а число военнопленных из Русской императорской армии перевалило за три миллиона. Россия трещала по швам, армия уже разваливалась, дезертирство и «братания» с врагом становились массовыми. Но при этом не известно ни одного случая, чтобы русский солдат (о поляках, прибалтийских немцах и западных украинцах речи не идет) встал на сторону врага и повернул оружие против своих. А тут миллионы – и это притом, что и враг в этот раз стократно гаже тогдашнего. Что же случилось с народом?