Москва слезам не верит - Валентин Черных Страница 4

Сегодня у Людмилы не было постоянного, верного и влюбленного в нее парня. Впрочем, слова «парень» Людмила не любила. «Парень» – это что-то деревенское. Лучше «мужчина», «поклонник», может, даже «любовник», как в книгах и кино. Чтобы он приезжал за ней на машине, водил в рестораны и снимал для нее квартиру – пусть небольшую, однокомнатную. Такие мужчины были где-то рядом, но ей не попадались. Они не ходили на танцы, ездили на своих машинах, а не в метро. За четыре года в Москве она так и не смогла вырваться из круга тех, кто работал на стройках, стоял у конвейеров, водил по улицам Москвы автобусы, грузил контейнеры на вокзалах. Среди ее знакомых было несколько москвичей, но никто из них не знал, что Людмила лимитчица, живет в общежитии и работает на хлебозаводе формовщицей. Она представлялась студенткой или медсестрой – несколько месяцев она проработала санитаркой в психиатрической больнице и получила кое-какие медицинские познания. Только в исключительных случаях давала знакомым телефон общежития, только тем, кто был особенно настойчив и к тому же нравился ей.

Людмила посмотрела на часы. Через пятнадцать минут должен позвонить Вадик. Но он мог позвонить и через полчаса. Значит, минут сорок ей придется ждать на вахте. От этого настроение у нее испортилось еще больше. К тому же раздражала Антонина, которая, напевая, гладила платье, ожидая своего Николая.

Людмила, Антонина и Катерина приехали в Москву из маленького районного городка Красногородска Псковской области. Из Красногородска чаще уезжали в Ленинград, все-таки поближе, чем Москва. В Ленинград ездили продавать мясо, когда осенью забивали свинью, в Ленинград ездили за покупками. Но еще в тридцатые годы первые красногородские пробрались в Москву на строительство шарикоподшипникового завода. И после них уже каждый год кто-нибудь уезжал в Москву к дальним родственникам или бывшим соседям. И те пристраивали вновь прибывших на стройки и заводы.

Людмила, Катерина и Антонина учились в одной школе, в одном классе. Первой после седьмого класса в Москву уехала Людмила. Она писала такие замечательные письма о магазинах, театрах, метро, высотных зданиях, что вслед за ней через год в Москву уехала Антонина, повторив путь Людмилы. Та же самая школа ФЗО, и Антонина уже штукатур-маляр на стройке. Сильная, ловкая, она сразу стала хорошо зарабатывать. Ее уважали, а тяжелая работа для нее была не в новость: в Красногородске, как старшая дочь в семье, она занималась уборкой дома, возилась в огороде, летом на поливку носила по сорок ведер воды за вечер – семья большая, и огород держали большой. Антонина тоже не собиралась учиться, не ставила она и цели выйти замуж за москвича. Кого полюбит, за того и выйдет, ну и чтобы он ее любил.

С Николаем Антонина познакомилась, не прилагая особых усилий: он работал электриком на той же стройке, что и она. Ей нравилось, что Николай простой, веселый и заботливый. Нравилось, что он старше ее и уже отслужил в армии. Он служил в военной авиации на тяжелых бомбардировщиках электромехаником и интересно рассказывал про Дальний Восток. Парни, отслужившие в армии, и в Красногородске, и в Москве считались наиболее надежными: после армии они относились к женитьбе всерьез. Конечно, за нею ухаживали и другие парни. Но близости ни с кем из них Антонина пока не допускала – боялась забеременеть. В общежитии и недели не проходило, чтобы не делали абортов. Дня три отлеживались, клялись, что «больше никогда, ни с кем», и снова «залетали». Напарница Антонины за три года работы на стройке уже сделала пятый аборт.

С Николаем Антонина ходила в кино, а на днях он сказал, что хотел бы познакомить ее с родителями. Родители Николая приехали в Москву перед войной, как и все, вначале жили в общежитии, потом в коммунальной квартире, а год назад получили отдельную двухкомнатную в новом блочном доме – одном из тех, которые впоследствии назовут «хрущобами». Николай родился уже в Москве.

Антонина гладила платье, поглядывала на Людмилу, которая лежала, задрав ноги на спинку кровати, мазала лицо раздавленными ягодами клубники и молчала – значит, у нее плохое настроение. Антонина попыталась ее разговорить:

– Что-то Катерина задерживается. А вдруг поступила?

– Держи карман шире, – ответила Людмила, и Антонина замолчала, опасаясь, что Людмила начнет кричать и швырять все, что попадет под руку. С ней такое бывало.

Общежитие находилось в новом микрорайоне Химки-Ховрино. Большое четырехэтажное здание тянулось вдоль улицы. Вначале в нем жили только девушки, и поэтому его прозвали «Кошкин дом». Теперь здесь были комнаты и семейные, и для молодых специалистов. Из раскрытых окон неслась музыка. Радиолы, электропроигрыватели транслировали на улицу модных в то лето Нину Дорду, Марка Бернеса, Ива Монтана. Из одного окна доносился легкий перебор гитары, и Булат Окуджава пел «Полночный троллейбус». Значит, появился катушечный магнитофон – у кого-то из молодых инженеров. Магнитофоны покупали или собирали из деталей только инженеры.

Катерина прошла мимо вахтерши. Раньше вахтерши не пускали парней в общежитие, сейчас, когда все перепуталось, они в основном сидели у телефона, чтобы вызвать милицию в случае драки или «скорую помощь», если дело дойдет до серьезных неприятностей. Антонина слонялась по коридору, поглядывала в окна, ожидая Николая. Ей не хотелось, чтобы он заходил в комнату: у Людмилы дурное настроение и неизвестно, что она сказанет. Антонина обрадовалась Катерине, бросилась к ней:

– Поступила?

И, не получив ответа, начала утешать:

– Ничего, позанимаешься еще, и на следующий год обязательно поступишь.

Она шла рядом, вздыхала, пыталась взять подругу за руку.

– Какие люди! И без охраны! – прокомментировала Людмила, когда они вошли в комнату.

– Сейчас не получилось, в следующий раз получится, – успокаивала Антонина.

– Кто же спорит? – немедленно прокомментировала Людмила. – В институты до скольких лет принимают? До тридцати пяти. У нее еще уйма попыток.

– Ты бы хоть клубнику с себя сняла! Николай же сейчас придет, мы с ним в концерт идем, – попыталась урезонить Людмилу Антонина.

– В концерт! – передразнила Людмила. – Тетеха! Три года в Москве живешь! «В концерт»! «На концерт» надо говорить.

– А почему же говорят «в кино», а не «на кино»? – удивилась Антонина.

Но Людмила ей ответить не успела: в дверь постучали.

– Войдите! – пропела Людмила.

В комнату вошел невысокий, коренастый парень лет двадцати пяти.

– Здравствуйте, – сказал он. Увидел обнаженные почти до трусиков ноги Людмилы, ее красное лицо и, не очень понимая, что все это значит, попятился к двери.

– Куда же вы? – засмеялась Людмила, поднимаясь.

– Я подожду там… в коридоре, – и Николай захлопнул дверь.

– Ну что ты его пугаешь! – возмутилась Антонина. – Он не такой, как твои знакомые. Он скромный.

– Да уж, – согласилась, вставая, Людмила. – Интеллектом явно не изуродован. И стоило тебе в Москву ехать! Такого ты и в соседней деревне могла бы найти.