Старые черти - Кингсли Эмис Страница 4

— «Но горб еще хуже, еще неуклюжей растет у меня и у всех, кто слоняется праздный». Знаешь, кто это сказал?

— Нет.

— Киплинг. Джозеф Редьярд Киплинг. Обычно он бывал прав. Имел такое обыкновение. Нужно забыть про покой, говорил он, не киснуть и не спать. Замечательное слово «киснуть», правда? Интересно, откуда оно взялось? Ладно, как бы то ни было, суть в том, чтобы выйти на свежий воздух и хорошенько размяться. Энергичная прогулка, мили так на две, лучше на три. Никакого снотворного не понадобится. Я не принимал снотворное с… Как ты думаешь, когда я в последний раз принимал снотворное?

— Понятия не имею.

— В сорок девятом. В последний раз я принимал снотворное в тысяча девятьсот сорок девятом году. Доброе утро, Малькольм. Еще одна ранняя пташка.

— Здравствуй, Гарт. Доброе утро, Чарли. Что вам взять?

Приятели отказались — стаканы у обоих были почти полными, однако правила хорошего тона требовали, чтобы новоприбывший предложил остальным выпивку. Малькольм сходил к ближайшему раздаточному окошку и принес себе полпинты пива «Троит». [3]За время его отсутствия Гарт Памфри сообщил Чарли еще больше подробностей о пользе физических упражнений и вреде снотворного. Чарли слушал вполуха, но слова Гарта действовали на него успокаивающе. От Гарта не приходилось ждать ничего неожиданного, а Чарли чувствовал — в это время дня он всегда чувствовал одно и то же, — что даже приятная неожиданность сейчас бы его не обрадовала. Он слегка вздрогнул, когда Малькольм вернулся быстрее, чем ожидалось.

— Ага, вот и мы! — сердечно воскликнул Гарт, указывая Малькольму на стул рядом с собой. — Я тут потчую юного Чарли весьма поучительной лекцией на тему здоровья, физического и душевного. Правило номер один — никогда не сидеть за едой, особенно во время завтрака.

Удивительно, подумал Малькольм, но он совершенно забывает про Гарта всякий раз, как предвкушает поход в «Библию» или прикидывает, стоит ли туда идти. Видимо, потеря памяти в подобных случаях — один из способов, которыми природа обеспечивает ход жизни. Вроде материнского инстинкта.

— Конечно, Ангарад бурчит, что я превращаюсь в старого зануду, озабоченного своим здоровьем. Говорит, я типичный старпер, не лучше других.

В последовавшей тишине Гарт отхлебнул из своего стакана что-то похожее на довольно крепкое розовое вино, а на самом деле — джин с ангостурой, и с серьезным видом обратился к Малькольму:

— А ведь когда-то ты был неплохим спортсменом, правда? Отлично справлялся с ракеткой! Я только что вспоминал, как ты лупил по мячу. Вот это был удар! А твоя знаменитая подача!

— Гарт, столько лет прошло!

— Не так уж и много. Старый клуб закрылся в ноябре семьдесят первого.

Гарт говорил о Динедорском сквош-клубе, в котором все трое состояли еще со времен юности.

— Конец эпохи. Мы с тобой сыграли чуть ли не на самой последней неделе. Я, как обычно, продул. Зато ты был в тот вечер хорош. А потом мы еще выпили с беднягой Роджером Эндрюсом. Помнишь?

— Да, — сказал Малькольм, хотя давно забыл подробности, а Чарли кивнул, показывая, что следит за ходом беседы.

— Он выглядел таким живчиком! И помер недель через шесть, от силы восемь, как мы стали сюда захаживать. Прямо здесь, сидел там, где ты сейчас, Чарли.

Эту часть Малькольм прекрасно помнил — впрочем, Чарли тоже. Роджер Эндрюс был не бог весть кто — строительный подрядчик средней руки, и товарищ неважный, однако его трагическая смерть в «Библии» закрепила привычку бывших членов сквош-клуба собираться в пабе в полдень или после обеда. Со временем этот зал стал памятником клубу или его преемником: по стенам висели фотографии давно забытых чемпионов, команд, выступлений, торжественных обедов, а столы украшала парочка уродливых пепельниц, которые не стащили и не продали, когда избавлялись от клубного имущества. Завсегдатаи даже получили что-то вроде объективного права не впускать нежелательных гостей. Хозяин паба не возражал, его вполне устраивало, что десяток относительно спокойных выпивох постоянно занимает самый неуютный уголок его заведения. Время от времени приятели жаловались друг другу на неудобства, но они уже привыкли к этой дыре, которая находилась в двух шагах от здания клуба (если уж на то пошло, именно близкое соседство и определило выбор), а зимой радушный хозяин включал для них маленький электрический камин без дополнительной оплаты.

Гарт Памфри на мгновение задумался, затем вновь обратил к Малькольму смуглое, изборожденное морщинами лицо со следами подавленной страсти — лицо актера, как сказали бы некоторые.

— Ну и каким спортом ты сейчас занимаешься? — спросил он.

— Боюсь, никаким.

— Неужели? И это говорит человек твоего сложения, прирожденный спортсмен! Кто бы мог подумать!

— Бывший прирожденный спортсмен. Вряд ли я в моем возрасте начну бегать кроссы по пересеченной местности.

— Да уж, лучше не стоит. — Чуть слышно насвистывая, Гарт пробежал пальцами по столу. — А ты, случаем, не перестал получать удовольствие от еды? Надеюсь, ты не против моего любопытства, мы ведь все здесь старые друзья.

Чарли подумал, что нужно разграничить болтовню Гарта о собственных внутренностях и его интерес к пищеварению других людей, но промолчал. Второй большой стакан виски с тоником начал действовать, и Чарли уже мог повернуть голову без предварительной подготовки. Хорошо бы день выдался не из тех, когда жалеешь о своем появлении на свет.

— Нет, все в порядке, — отважно солгал Малькольм. — У меня другая проблема: как бы не растолстеть.

— Прекрасно, — с улыбкой кивнул Гарт. Маленький и щуплый, он съежился спиной к Чарли на растрескавшемся ледериновом стуле. — А как насчет… — подняв брови, продолжил Гарт.

Малькольм мгновенно догадался, ну или почти догадался, что еще секунда — и Гарт осведомится о работе его кишечника. Нужно было срочно выкручиваться, и Малькольм выпалил новость, о которой вообще не хотел упоминать, особенно в этой компании, пока сам не насладится ею сполна.

— Через пару месяцев сюда переезжают Алун и Рианнон. Возвращаются в Уэльс.

Уловка сработала. Гарт поверил не сразу, затем потребовалось какое-то время, чтобы утолить его любопытство, после чего он заявил, что в молодости не был знаком с супругами, так как обретался в Кейпл-Мерерид и подобном захолустье, зато много раз встречал одного Алуна, когда тот туда заглядывал.

— И вообще, — закончил он сурово, — согласитесь, что этот человек — фигура общенационального масштаба.

— Вот ты и соглашайся, — ответил Чарли, у которого были свои причины не слишком радоваться услышанному. — Насколько я знаю, он часто выступает по телевизору, хотя в Уэльсе этих передач обычно не показывают. Когда телевизионщикам нужен колоритный валлиец, то обращаются к нему. Ну, когда надо сказать что-нибудь проникновенное на Рождество либо насчет собак или бедных. Он дорогущий медийный валлиец. Замечательно, я готов принять его в этой роли, почти. Однако что касается Алуна Уивера — писателя или тем паче поэта… Извините, я пас.