Долина юности - Эжен Мельц Страница 4

— Вот видите, здесь находится сердце. А здесь — желудок. А вот тут у нас легкие, — описывает мой дядя.

Каждый раз, когда указательный палец его левой руки касается рисунка, указательный палец правой касается моего тела или тела братишки. С восхищением я внимательно изучаю картинку. Разглядываю, что находится справа от сердца, под желудком, за печенью и внутри каждого легкого. Хмурю брови, потому что не понимаю. Еще раз смотрю на рисунок. И наконец интересуюсь У дяди:

— А где же маленький гномик? Они его не нарисовали.

— О каком гномике ты говоришь? — переспрашивает он сухо.

Моя маечка начинает липнуть к спине. Я сильно потею. Братец смотрит на меня, вздыхая и искренне сожалея о моей глупости. Материя подлокотника заставляет чесаться мои бедра. Я не в восторге от минуты, которую мне приходится пережить. И чувствую себя полным дураком. Но урок продолжается.

— Посмотрите-ка, здесь находится позвоночник, — учит нас дядя Марсель, пока его палец двигается вдоль похожей на белую змею штуки, которая тянется от головы до ног.

Его голос меняется. Он становится все более и более серьезным и сосредоточенным.

— А здесь, здесь находится… писюн. У каждого мужчины есть писюн, чтобы ходить по маленькому в туалет.

Я начинаю понимать, к чему он клонит. Все это — гигантская ловушка: сначала бабушка Кларисса застала меня, когда я делал себе «здоровско» под одеялом, потом Марьяна проверила, что бабушка не выдумывала. И она донесла на меня дяде Марселю.

— Теперь поглядите хорошенько, — приказывает он. — Писюн с позвоночником соединяют нервы. Нервы — это тоненькие трубочки, через которые проходит много информации. Информации о горячем, холодном и об ожогах. Обратите внимание! Все эти нервы тянутся через весь позвоночник к мозгу!

Его лицо напряжено. Кажется, что все это доставляет дяде страдания. Из-за нас и нашего невежества он вынужден говорить о вещах, которые ему отвратительны. Он предпочел бы вернуться в гостиную, чтобы разговаривать о черномазых, Наполеоне и месте человека во Вселенной.

— Каждый раз, когда вы трогаете свой писюн, — продолжает дядя Марсель, — когда вы трете это место без нужды, а не потому, что вам хочется в туалет, вы подаете ложную информацию мозгу.

— А что делается от этого мозгу? — спрашивает мой брат слабым голосом.

— Это портит его! — объявляет дядя, по очереди пристально глядя нам в глаза. — Это уничтожает мозг. Если вы будете играть с вашим писюном, то сначала станете придурками. А потом, если будете продолжать, сойдете с ума. И вас запрут в сумасшедший дом. Знаете ли вы, что это значит — попасть в сумасшедший дом?

Я представил себе мрачное и сырое помещение, запятнанное кровью и усеянное обломками костей, в котором чудовища пытают детей, трогавших слишком часто свой писюн. Убедившись, что страх окончательно поселился в наших душах, дядя Марсель чуть-чуть улыбается. Он встает с кресла, кладет книгу на круглый столик и возвращается в гостиную.

Мы с братом не решаемся ни смотреть друг на друга, ни комментировать происходящее. Распластанные на полу, как щенки, уперевшие морду в передние лапы, мы молчим. Я хотел спросить у Алекса, обнаружил ли он тоже, как доставить себе удовольствие, щекоча себя в «этом месте», но не решаюсь. Мне даже боязно сказать об этом вслух. Я глотаю слова, хороню вопросы, прячу свое любопытство. Я даже не знаю, как называется то, что я переживаю. Мои глаза наполняются теплыми слезами.

Конец урока анатомии.