Приключения очаровательного негодяя. Альмен и стрекозы - Мартин Сутер Страница 4

На одну из бельевых веревок Карлос повесил плащ и вернулся в тесный вестибюль. Альмен стоял там перед консолью, над которой висело позолоченное гардеробное зеркало. На консоли лежало письмо, что было необычно, поскольку вся почта для него адресовалась в его почтовую ячейку в Венском. Он предпочитал, чтобы его кредиторы не знали, где он живет.

Альмен сунул конверт в карман. Прочитать письмо он собирался позже.

Из открытой двери кухни пахло обедом, который Карлос подогревал на слабом огне. Альмен знал этот запах: ностальгическая еда Карлоса. Черные бобы, фасоль-frijoles. А к ним — guacamole — паста из авокадо, приправленная луком, чили, лимоном и свежим кореандром, жареные котлетки, tortitas de carne, и маисовые лепешки, tortillas.

Это не было любимой едой Альмена, но выражать недовольство он не мог. Слишком давно уже он не давал Карлосу денег на ведение хозяйства.

Они вошли в единственное помещение домика, хоть как-то отвечавшее запросам Альмена: в библиотеку. По площади она была вдвое просторнее дома садовника. Вдоль стен стояли массивные книжные полки, по которым — если присмотреться — было заметно, что когда-то они были встроенными. Помещение выглядело необычайно светлым как для этой погоды, так и для тенистого местоположения. Библиотека была из стекла и в прошлом представляла собой оранжерею имения.

Ее бетонный пол устилали ковры, тут имелась группа сидений «ар-деко», конторка, секретер со столешницей для письма, шведская печь с двумя удобными креслами из потертой кожи и передвижная библиотечная лесенка из красного дерева. Несколько торшеров обеспечивали хорошее освещение для чтения ночью, а немного неисправная люстра служила для создания праздничной атмосферы.

В задней части оранжереи стоял черный рояль «Бехштейн». Альмен был одаренным, но несколько небрежным пианистом и раньше иногда играл для своих гостей барную музыку. Он и теперь время от времени импровизировал сам для себя — ради того, чтобы снять напряжение дня.

Альмен сел в кресло для чтения и достал из кармана письмо. Карлос придвинул приставной столик в пределы досягаемости Альмена и поставил на него аперитив: шерри.

На конверте красовался герб Королевства Марокко и росчерк его генерального консульства. Адрес получателя был написан чернильной авторучкой. Альмен вскрыл конверт и извлек письмо.

Той же ручкой на листе было написано: «12 455 — включая проценты. Последний срок — среда!! Иначе…!!!»

Подписано: «Х. Дериг».

Альмен почувствовал стеснение в груди, какое у него возникало при внезапных неприятностях. Он поменял местами письмо и шерри на приставном столике и сделал глоток. Дериг все правильно просчитал. Альмен действительно из принципа никогда не открывал писем, в которых предполагал что-нибудь неприятное. Тем самым он берег свое спокойствие, которое считал необходимым в своей ситуации.

Он никак не мог ожидать от неотесанного Дерига этого трюка с генеральным консульством Марокко. Откуда у него вообще взялась эта почтовая бумага на фирменном бланке?

Альмен отпил еще один глоток шерри и попытался вытеснить мысли о Дериге. Этот человек был самым неприятным его кредитором. Агрессивный, возможно даже способный к насилию. Крупный торговец антиквариатом с Нагорья. У него были целые ангары, полные товара, который он продавал розничным торговцам, зачастую без всякого бухгалтерского учета. Альмен знал его с прежних времен. Не раз обнаруживал в хаотических складских завалах Дерига, среди грубо сколоченной деревенской мебели, запыленной конской упряжи и источенных червями самопрялок красивые коллекционные вещи. В те времена, когда Альмен еще собирал свою коллекцию, он был постоянным покупателем Дерига. Желанным клиентом, поскольку не раз случалось так, что он платил больше, чем Деринг запрашивал. Не из симпатии к тому, а для того, чтобы его нельзя было заподозрить в том, что он гоняется за дармовщинкой. Альмен презирал дармовщинку. Она была ниже его достоинства, и он полагал, что она ниже достоинства всякого человека. Вещи должны стоить столько, сколько заслуживают, все остальное просто подло.

Именно этой позиции он был обязан тем, что Дериг начал записывать ему в кредит. Долгое время держался Альмен на поверхности за счет того, что продавал отдельные предметы из своей коллекции. Когда же коллекция сократилась до самого незаменимого — того, с чем невозможно расстаться — из практических ли соображений или по сентиментальным причинам, — он начал покупать предметы подешевле и перепродавать их с выгодой для себя. Настало и такое время, когда он больше не мог позволить себе презирать «дармовщинку»: в его ситуации уже не приходилось быть разборчивым. К его поставщикам принадлежал и Дериг, и так накопился этот долг. Дважды он напоминал об этом Альмену лично, а когда Альмен перестал у него появляться, присылал пару раз письма, так и не распечатанные. И вот теперь это письмо с угрозой.

Альмен допил шерри, откинулся головой на спинку кресла и уставился в потолок. Моросящий дождик усилился до упорного затяжного дождя, который струился по стеклянной крыше беспокойными разводами.

В уголке рамы соединение было неплотным, и образовалась протечка. Надо будет сказать об этом Карлосу. Он тогда отметит мокрое место на полу клейкой лентой, а позднее — посуху — залепит протечку замазкой. Одна из множества обязанностей Карлоса.

Вот он позвал Альмена обедать. Карлос настаивал на пунктуальности, поскольку, когда часы пробьют два, он обязан будет вернуться к оплачиваемой работе в качестве садовника и домоправителя при основной вилле.

В течение всего обеда он прислуживал Альмену, хотя Альмен уже не раз требовал, чтобы тот садился за стол и обедал вместе с ним. Карлос упорствовал и сам всегда обедал в кухне.

После того, как со стола было убрано, а посуда сгружена штабелем в раковину, Альмен услышал, как Карлос поднимается к себе в мансарду по лестнице. Вскоре тот снова вышел в своей одежде для работы в саду и в дождевой накидке и спросил:

— Что-нибудь еще, дон Джон?

— Нет, спасибо, Карлос, — ответил Альмен.

Карлос пожелал ему счастливого дня, еще раз зашел в библиотеку и пометил на полу мокрое место, про которое Альмен давно забыл.