Белое отребье - Джон Кинг Страница 4

Она бежит между домами так же, как бежала в ту ночь, когда была еще маленькой девочкой, через час после того, как она спустилась по лестнице вниз и мама рассказала ей, что произошло, тогда она проспала в саду до утра и только потом пришла домой, — должно быть, уже прошло лет пятнадцать с тех пор, как умер Бен, это отмечено в ее записной книжке, — много лет назад, а кажется, будто вчера, — для животных не делается ни колыбелек, ни могил, только шприцы, наполненные специальным лекарством, так это называла мама, когда они сидели вместе с Руби на следующий день, она объясняла, что это было гуманно по отношению к Бену, потому что он умирал от боли и все равно бы долго не прожил, — зато теперь он счастлив, он на небесах, мама держала в объятиях свою маленькую девочку, а Руби спрашивала про небеса и про то, что происходит с людьми, когда они становятся такими же старыми, как Бен, и если ты на небе — значит ли это, что ты можешь видеть там всех людей, которые умерли, и можешь ли ты оттуда вернуться или это уже навсегда, и откуда берется специальное лекарство, и был ли тот человек в белом халате ветеринаром, — Руби никогда не говорила маме, что сидела тогда наверху лестницы и все видела.

Руби знает теперь, куда нужно идти, через пять минут уже карабкается на провисший проволочный забор, растянутый вдоль террасы, и срезает путь через бензозаправку по внешнему периметру, мимо домов и лошадиного стойла, выбегает на уходящую резко вверх улицу возле зоомагазина, вертолет высоко в небе, однако все еще видит ее — вот в чем проблема, вертолет проследил весь ее путь, но скоро потеряет Руби из виду, она выскакивает на открытую поверхность на главной улице, и это их последний шанс, если они подтянут туда фургон сейчас же, то ее сцапают, но она быстро движется сквозь тени, у нее нет лица, пола, возраста, человек перед монитором изо всех сил старается не упустить ее, а впереди три паба, и перед ними по меньшей мере сто человек, стоят и выпивают, она направляется в первый, теперь она в безопасности, смеется, задерживается на минутку, музыка и разговоры перекрывают друг друга, запах выпивки, сигарет, духов и пота, Руби вспоминает про Бена, вспоминает, как он умер, как она убежала из дома, но всего лишь на одну ночь, ощущение холодного стекла в руке, и ей хочется напиться в хлам, а вот через дорогу еще паб, где она встречается с друзьями через полчаса, так что Руби уходит прочь, смотрит в ночное небо, а полицейский фургон проезжает по улице, с вооруженными и разочарованными полицейскими внутри, они не собираются втискиваться в переполненный паб и ловить тени, они, вероятно, полагают, что ищут юношу с бритой головой или прическу «конский хвост» — один из стереотипов, — а люди уже подтягиваются к фургону, напряжение нарастает, и полицейские удаляются, вертолет улетает прочь, им надоело, они упустили опасного преступника, а Руби в безопасности среди толпы, заказывает выпить и вдыхает запах малины вперемешку с водкой, бутылка холодная, как лед, и на языке сладкий вкус.

Руби пробирается сквозь толпу и выскакивает на обочину, резкий звук рации сменяется легким жужжанием On The Parish, [3]программы ее любимого ди-джея Чарли-боя, он встречает ее на пороге нового дня. Полицейские сирены — не самый приятный звук, но они заставили ее поднять голову и открыть глаза. Она не может позволить себе проспать. Люди зависят от нее. Она потягивается на матрасе, закидывая руки за голову, слышит, как гудят вены и бьется сердце, и огромные волны энергии накатывают прямо в мозг. Она видит мускулы под кожей, ослепляющие своим цветом, переливающиеся красным и оранжевым, держит правую руку прямо на солнце для правильного получения эффекта рентгена, очертания скелета в пальцах, большом пальце, суставах. Она не религиозна, но нет никакого сомнения, что все это не случайно, ее тело слишком сложно сконструировано, выпилено неведомым лобзиком, и лучшие ученые трудились над этим годы и годы. Солнце питает ее, длинные бамбуковые стебли проникают глубоко в комнату, превращаются в эластичные пальцы и, пока она смотрит, обвивают ее и расслабляют, как на сеансе массажа, хрустят суставы, выходит напряжение, давление на череп отдается в пульсе, это расцвет всего. Она чувствует себя превосходно. Еще нет и 6.30, а она уже разогрета, солнечные лучи ловят миллиарды пылинок, вращающихся, как будто в замедленном фрактале, волны движения заставляют ее затаить дыхание. Она переворачивается на живот и теперь действительно внимает музыке, долгому треку, который скачет вперед и назад вокруг основного ритма, — некоторым он кажется занудным, но ее он вводит в транс.

On The Parish транслируется на одной из лучших пиратских станций, «Сателлайт FM», звук идет с М25, они вещали шесть месяцев, а потом исчезли из эфира. DTI [4]закрыл их раньше, RA [5]свирепствовал вместе с точильщиками и резчиками, у них конфисковали антенну станции и передатчик, так что пришлось им сделать перерыв, но они вернулись в эфир вдвое сильнее. Много работы и практически никакой финансовой отдачи — просто любовь к музыке, и Руби порой хочется узнать, где же находится их студия, как выглядят ди-джеи, она даже может представить вертушки для пластинок, микшерный пульт и микрофон, громкоговоритель, но все это без лиц. Вместе с Чарли-боем там работали ди-джей Хромо и ди-джей Панч, Руби помнит, как Хромо говорил слушателям про FM и средние волны — обычная лекция в «Хромозоне» о том, что со средними волнами стратосфера ведет себя как батут, она отталкивает волны обратно к земле, — и с тех пор Руби чувствует себя в еще большей безопасности, почти что видит этот купол, который ее защищает, держит доброту внутри, а злобу снаружи, мерцание кожи, каждая рыбья чешуйка сияет на ветру. Чарли-бой бывал в эфире пару раз каждую неделю и начинал с полуночи, вместе с полуночниками, страдающими бессонницей, с чудаками, которые гоняют на скорости, маньяками, ночными бродягами и другими придурками, — шок для любого, кому предстоит работать в утреннюю смену.

На мгновение Руби кажется, что Бен лежит под ее кроватью, — она сразу же пробует забыть о нем, но не может остановиться и углубляется в воспоминания, — этот пес действительно любил солнце, летним днем растягивал свое пыхтящее тело на полу и поджаривал свой мех, веки прикрыты, а язык высунут, и когда она просыпалась по утрам, он всегда был готов прыгнуть и лизнуть ее в лицо, стучал хвостом по матрасу, Бен, ее маленький барабанщик, поворачивается почесать за ухом и вылизать яйца, невинный и беззаботный, где-то звенит колокольчик, потерянный среди перестука мелкого дождя, звона бутылок и звуков булькающего молока, человек в белом халате с шестью яйцами в руке, проходит другая фигура с черной сумкой, и она вспоминает о Джеке Потрошителе, профессионал проходит мимо торговца на улице, хирург или мясник — нет, молочник, молочник необычайной доброты, молоко, яйца и порезанный хлеб лежат на твоем крыльце, птицы ударяют клювами по фольге и пьют сливки, и Бен снова пытается лизнуть ее в лицо, маленькая Руби визжит и смеется, отталкивает его прочь — даже не думай целоваться после того, как лизал свою игрушку, — и она спускается вниз, чтобы встретить этого человека со специальным лекарством, волшебным снадобьем, которое заставляет тебя уснуть, когда ты очень болен, мама говорит, это уносит тебя в прекрасный край, туда, где ты будешь жить вечно, где все замечательно, край, где ты никогда не будешь болеть, где все счастливы и всегда улыбаются, где не беспокоятся из-за денег, не сводят себя работой в могилу, — и папа тоже там, кидает любимый каучуковый мячик Бена в ручей, а тот ныряет за ним и хватает его зубами, отряхивает влагу с шерсти, как будто после ванны или дождя, — Руби не следует слишком грустить, потому что в один прекрасный день все мы будем сидеть рядом с Богом, все вместе на небесах, и жизнь будет прекрасна и никогда не закончится, это наша награда за то, что мы были хорошими людьми, пока жили, а вот плохие люди — они пойдут в другое место. В ад.