Купите бублики - Елена Стяжкина Страница 4

— Это всего лишь я… Не-та-Катя.

— Я понял, — он улыбается и берет меня за руки.

Я начинаю шевелиться. У Марка срабатывают рефлексы. Он так истошно начинает меня целовать, как будто кричит. Мои шорты с треском летят на пол. Его страсть огибает меня стороной. Я просто ищу приключений. И нахожу их. Мы опускаемся на пол. Я дрожу. Марк — мощный. Марк — жуткий. Марк…

— Марк! — кричу я, Марк, а не «тьфу ты, черт».

Мощные потоки мужской дружбы сливаются во мне в одну реку. Жаль ли мне Юшкову?

— Марк, тебе не стыдно? — спрашиваю я, лежа у него на плече.

— Тебе плохо со мной? — вздрагивает он и начинает ковыряться в носу.

— Разве в этом дело?

— Мы все это проходили пятьдесят шесть миллионов, — он укоризненно улыбается.

— И пятьдесят шесть миллионов один.

— Дроби не в счет. — Он гладит меня под коленкой и начинает неровно дышать.

Я расцениваю его ласку как попытку к изнасилованию. Я повизгиваю и уворачиваюсь. В борьбе никак не обретается счастье.

— Я не хочу, я больше не буду. — Я решительно вскакиваю и иду к луне.

Марку, наверное, нравится мой силуэт, он хохочет:

— Иди сюда, ты замерзнешь. Честное слово, я буду вести себя по-братски. Ты будешь Суок, а я Тутти, наследник. Вот гадость-то, не успели люди полюбить друг друга, сразу выясняется, что они брат и сестра.

Я возвращаюсь и сажусь на шорты. Он берет мою руку и бредит о сороке-воровке. Почему ему не стыдно? А мне почему? Он подтягивает меня ближе, утыкается носом в волосы и начинает мелко-мелко и часто-часто дышать.

— Не-та-Катя, — глухо произносит он, — а давай убежим?

— Куда? — спрашиваю я.

— В пустыню к эмирам. Я продам тебя в публичный дом и буду жить на процент от твоих доходов.

— Опять сутенером?

Я получаю резкую увесистую пощечину, теряю равновесие и падаю на пол. Падаю и лежу себе грустно и пьяно. Марк тяжело вздыхает и не уходит. Он гордо всхлипывает и говорит равнодушно:

— Я очень устал.

А его подоспевшая ко времени слеза капает мне на нос. Мне, честно, все равно — устал он или нет. Я не хочу в публичный дом. Его слезы меня не трогают. Андрюшка тоже часто плакал. Но плачущий Марк выглядел увесистее и был похож на содранный в кровь кулак.

— К маме хочешь? — поинтересовалась я его сценарием.

Он покачал головой и блеснул лунными дорожками на лице.

— Давай дружить, Катя.

— В смысле, твой следующий половой контакт будет с Андреем?

Марк меня не ударил. Он проворно забрался сверху и возлег. Я раздумываю, потому что очень-очень хочу его, но принципы, кажется, дороже.

— Марк, а за какую команду будет играть Христо Стоичков?

— Я забыл, — говорит он и собирает с меня свои манатки. Руки, ноги и прочее. — Так ты поедешь?

— Куда?

— В Эмираты. Думай о хорошем, — просит он.

Я не дошла до Игоря Львовича, меня недолюбил Андрей. Все лошади ипподрома закрыты в стойлах. Можно ли устранить недоделки на Востоке? Я беру слишком большой разбег для того, чтобы превратиться в дешевку. Просто сегодня на луне висит табличка: «Сход с ума».

— Я поеду. А виза? А когда?

— А послезавтра. Доживешь?

— Самолетом? — кричу я громко и счастливо.

Я никогда не летала самолетом. Я не помню, как выглядит море. Я не знаю, на каких деревьях растут Марковы деньги. И мне все равно.

— Мы будем продолжать играть в наследника Тутти? — вкрадчиво спрашивает Марк.

— Сейчас — нет, а так — да.

Сейчас растягивается до рассвета. Марк не называет меня по имени. У него опыт. Нельзя попадаться. Хотя я могу откликнуться на любое. Я забыла, как меня зовут.

Рассвет обозначается косым лучом солнца из-за темной серой тучи. Это испарились наши грехи. Я доползаю до кровати и проваливаюсь в тяжелый короткий сон. В котором снова прелюбодействую с Геной. Он — единственный мужчина, который меня любит. У него фикса, которую не промоешь никаким кофе, стеклянный взгляд, узкий лоб. Он типичный. Для времени и для меня. С ним я — умная. Он любит меня у забора медучилища. Такого никогда не было и не будет. Я всегда соблюдала себя для рывка.

— Пойдем завтракать. — Андрей радостно целует меня в щеку.

Я рассеянно собираюсь и выхожу. Игорь Львович продолжает меня ненавидеть. К этому чувству примешивается мой обман. Я улыбаюсь запутанно и сложно. Марк пускает мыльные пузыри через трубочку для коктейля. Интересно, есть ли у нее более короткое название? Юшкова и Като спускаются вместе. У Марка и Андрея по привычке загораются глаза. Като жмурится и настороженно и виновато смотрит на Игоря Львовича. Я готова подтвердить, что она не ходила вчера на свидание. Меня никто не слушает.

Игорь Львович сухо прощается со всеми и, ссылаясь на дела, нервно садится в машину. Марк зайцем прыгает следом. Они уезжают, и я растерянно смотрю на арабский след.

Крепкий кофе оказывается лишним, и я бегу-бегу в поисках унитаза. Юшкова тащит мне полотенце и успокаивающе гладит меня по спине. Но мне не жалко, мне не стыдно, мне до чертиков обидно.

— Настя, — кричит мой Андрей, — помощь не нужна?

— Нет, — отвечает Юшкова, — отдыхайте, я сейчас. — Она усаживает меня в мое любимое кресло и подходит к столу.

Андрей внимательно всматривается в ее глаза. Она улыбается и предлагает ему несуществующие блины.

— Я мигом, — уговаривает она.

Като непонимающим взглядом обводит присутствующих. Андрей расслабленно и умиротворенно смотрит вслед Юшковой. Я могла вчера многое пропустить. Като не перехватывает Андрюшкиного внимания и царственным жестом поправляет волосы. Она молчит. Андрей не поворачивает головы. Я болею похмельем. Запах пожара из кухни никого не удивляет. Юшкова — мастер-технолог.

— Като, попробуй у Андрея пульс, — пытаюсь я надругаться над великим.

Они переглядываются и понимающе улыбаются друг другу. Като — счастливица, ей с Андреем не освоить науку ревности. Вот поссорилась правая рука с левой. Глупо. Она отказывается от блинов и дальнейшего пребывания на даче. Она прощается со всеми. Мне персонально:

— Держись, Катюха.

И отбывает. Юшкова проведет неделю на даче. За нами вскоре пришлют машину. Юбилейные торжества закрыты. Ждем вас через пять лет на том же месте. Это если не наступит эпоха признания врачебного таланта моего мужа. Мое мерзкое поведение не будет оплачено. Оно выдано в кредит.

Следующим утром квартирный телефон доносит голос Игоря Львовича:

— Я сейчас приеду.

Он не проходит в квартиру и в дверях подает мне конверт.