Тайны Ракушечного пляжа - Мари Хермансон Страница 4

Машина у полицейских была новая и ехала мягко и беззвучно. Я сидела на переднем сиденье.

— А где вы работаете? — спросил полицейский, сидевший сзади.

Нам предстоял довольно долгий путь от полицейского участка до местечка Тонгевик, и надо было о чем-то разговаривать. Мы ехали не на полицейской машине, а на самой обычной. Полицейские были одеты в штатское и говорили на бухусленском диалекте.

— Я — научный сотрудник этнологического института, — сказала я.

— И что вы там исследуете?

— Мифы о пленниках гор. Знаете, например, в прежние времена молодых девушек посылали пасти коров на далекие пастбища. И если они там по каким-то причинам исчезали, то люди говорили, что их забрали тролли и держат в плену в горах. Или, если у кого-нибудь начинался психоз и у него менялся характер, люди думали, что этот человек побывал в плену у гор и его буйство — результат колдовства.

Я рассказывала быстро и увлеченно. Если я не знаю, о чем говорить с незнакомыми людьми, я всегда рассказываю о своих исследованиях. Многим это оказывается интересно. Я рассказываю об этом попутчикам в поездах, соседям на многолюдных застольях и приятелям моих детей. Истории о горных пленниках всегда пользуются успехом.

— Подобные мифы распространены почти во всех частях света, — продолжала я. — Но от региона к региону они несколько различаются. В Швеции и Норвегии люди исчезают в горах. В Англии — среди холмов. И вместо троллей там эльфы.

— Но сейчас ведь, наверное, уже никто в это не верит? — спросил полицейский, сидевший за рулем.

— Да, но существуют люди, которые могут рассказать о том, как их похитили неземные существа и увезли на космическом корабле. Это современная форма все тех же мифов. Модель та же самая. Неизвестные существа используют людей, ставят на них медицинские эксперименты и тому подобное. Иногда возникают детали, связанные с сексом. Бывает, люди получают что-нибудь взамен, но при этом лишаются чего-то существенного. Души, индивидуальности. Неправильно говорить, что эти существа злые или добрые, они бесчувственны и смотрят на человека как на вещь. После таких происшествий жертвы меняются. Часто теряют память. Во сне, под воздействием гипноза или терапии, человек может вспомнить, что с ним произошло. В США есть психологи, специализирующиеся на работе с жертвами подобных путешествий. А их оппоненты полагают, что психологи сами внушают жертвам эти воспоминания.

— О господи, сколько на свете идиотов, — простонал полицейский на заднем сиденье.

— Вы таким людям не верите? — Я попыталась его спровоцировать.

Те, кого не увлекают истории горных пленников, обычно очень злятся. Некоторые люди просто терпеть не могут иррациональных теорий.

— А вы сами-то какого мнения? — спросил водитель.

Я ответила так же, как и всегда:

— Я воздерживаюсь от оценок. Я эти мифы изучаю. В этом моя работа.

— Вот бы нам так, — невозмутимо сказал полицейский, сидевший за рулем. — Может, возьмем на вооружение, Ян-Эрик? Когда бандюги начнут вешать нам лапшу на уши, мы сядем и будем ее изучать.

Второй полицейский захохотал, и они продолжили разговаривать между собой, а я тем временем принялась мысленно развивать его идею. «Ложь на полицейском дознании». Должно быть, у них в архивах полно лжи. Прямо золотое дно для поэзии, выдумки и самых разнообразных видов творчества. Как рождается ложь? Люди, разумеется, хотят предстать невиновными, но какие они при этом избирают методы? Прикидываются полным ничтожеством или отстаивают свою позицию? Плетут паутину из мелких, правдоподобных деталей или, напротив, стараются не вдаваться в подробности и говорить как можно меньше, чтобы не попасться. Существуют ли повторяющиеся истории, типовые варианты лжи, заранее известные полиции? Заимствуют ли они это стандартное вранье друг у друга, или оно возникает спонтанно?

Мы добрались до Тонгевика, и полицейские припарковались у обочины. По пути к Ракушечному пляжу они несколько раз спрашивали:

— Неужели другой дороги нет?

— Можно еще добраться на лодке. Но по суше это единственный путь.

Когда мы сползали по отвесному склону в ущелье с рощей, похожей на джунгли, полицейские снова поинтересовались: «Мы точно правильно идем?» Они посмотрели на меня с тем же подозрением, какое я уже видела в глазах у мальчиков, и я прочла их мысли: «Тролли, неземные существа и скелеты. Вот работенка, с кем только не столкнешься».

На берегу теперь стало более ветрено, чем в прошлый раз. Я даже немного замерзла, стоя на месте, когда один из полицейских полез под валуны. Тот, что вел машину. Он был помоложе и казался более спортивным. Второй остался на пляже и нетерпеливо топтал ракушки.

— Мы ничего не трогали. Сын положил череп на то же место, где он его нашел, — сказала я.

Я вспомнила найденного в Альпах Снежного человека, с которым обошлись крайне неосторожно, и Юнатану было строго велено ничего там больше не трогать.

Полицейский молча кивнул. Тот, что помоложе, уже двигался обратно. Было слышно, как он ругается, ударяясь головой о каменный потолок. Затем он вынырнул из-под нижнего валуна, перелез через него и спустился к нам, немного посапывая от напряжения.

— Да, — сказал он напарнику. — Она права. Там что-то есть.

Потом он повернулся ко мне, показал рукой в сторону верхних валунов и сказал:

— В эту историю я верю. Он и правда оказался в плену у гор.

— Вы разве не заберете скелет? — спросила я.

Молодой полицейский покачал головой:

— Заберем в следующий раз. Когда приедем на лодке.