Клиника жертвы - Мария Воронова Страница 4

– Не надо мне тут симулировать наличие мозга, – говорила Кристина Петровна, – не поверю. Выполняйте, что сказано.

– Но я думаю…

– А вот этого не надо! Это опасно для окружающих и для вас самой. Повторяю: приходите на эту долбаную деонтологическую комиссию, опускаете глаза в пол, слушаете бред старых крокодилиц и просите прощения. Все.

Нейман пожалел фельдшерицу, хорошенькую, но, видно, строптивую девушку. Несколько раз он ездил с ней на вызов и был восхищен ее спокойными и уверенными действиями. Он взял бы ее с собой в автономку: девушка обладала ценнейшим для подводника качеством – не поддаваться панике в экстремальной ситуации. Владимир Валентинович не понимал, чем фельдшерица могла прогневать начальство. Зная, что подслушивать нехорошо, он навострил уши.

– Кристина Петровна, я не считаю себя виноватой. Холмогоров первый начал орать, зачем я привезла почечную колику. Мол, у него и так работы полно. А как я не повезу? Вдруг там аппендицит? Помните, Заславский один раз аппендицит дома оставил, так его премии лишили. Зачем это мне?

Нейман поморщился. Уважение к фельдшерице померкло.

– Вы не в детском саду, Наташа! Что значит – первый начал? Холмогоров негодяй и склочник, как все мужики, и вы из-за него можете лишиться премии не хуже, чем из-за пропущенного аппендицита. Поэтому слушайте меня. Прийти молча. Глазки в пол. Не перебивать…

– А если они все на меня накинутся?

– Значит, сами друг друга перебьют! Короче, Наташа! Это приказ! Не надо спорить ни здесь, ни там. Выучите одно-единственное, видимо, новое для вас слово: виновата. И тупо повторяйте его на комиссии.

– Но я не считаю себя виноватой!

– Ладно. – (Нейман услышал, как начальница тяжело вздохнула.) – В мои обязанности входит повышение квалификации работников. Пять минут потрачу на ликбез. Холмогоров написал жалобу, что вы грубо с ним разговаривали, так? Будто сам не мог на месте с вами разобраться! – в сердцах заметила Кристина Петровна. – Как настоящий мужик поступил, ничего не скажешь. Натравил на нас старых куриц! Ну да что еще ждать от нынешних мужчин. Короче, деонтологическая комиссия ожидает увидеть отвязную хамку. Они заранее себя разогревают, готовят убийственные речи и пронзительные взгляды. И если вы начнете качать права, они подумают: действительно, какая хамка! Несчастный Холмогоров! А вот если увидят девочку-ромашку… Во-первых, и в главных, их сценарий будет сбит. Они растеряются, и в их головах невольно возникнет сомнение – а могла ли эта невинная девочка настолько забыться, чтобы оскорбить дежурного хирурга? Может, он переутомился просто? И тут включаюсь я с хвалебной одой. Поражена, изумлена, на Наташеньку, самую послушную и вежливую сотрудницу, это так не похоже, что скорее всего они с Холмогоровым просто не поняли друг друга. Холмогоров начинает брызгать слюной: да я! да она! А вы, Наташа, смотрите на него взглядом мадонны и говорите: Игорь Николаевич, простите, если я чем-то вас обидела. Поверьте, я не хотела! Запомнили? Лучше запишите на бумажке. Короче, при таком раскладе ни у кого не поднимется рука лишить вас премии. Согласны?

– Да, Кристина Петровна.

– Вот почему вам нужно все объяснять да разжевывать? Пора бы знать, что начальству надо просто верить. Все, идите.

Они вместе вышли из кабинета.

– Подслушиваете, полковник? – дружелюбно поинтересовалась Кристина Петровна.

– Капитан первого ранга, если угодно величать меня по званию, – поправил Нейман.

– Слишком длинно.

– Тогда капраз [1]. И да, я действительно вас слышал. Знаете, что меня удивило?

– Любопытно.

– Вы боитесь пропустить аппендицит, но думаете при этом только о премии. Кажется, судьба больного вас абсолютно не волнует. Неужели, если вы станете причиной смерти или неоправданных страданий человека, вас будет мучить только сожаление о неполученной премии, а не угрызения совести?

Кристина Петровна и Наташа посмотрели на него с одинаковым выражением снисходительного сожаления. Вроде как на недоумка.

– Абстрактный гуманизм, – сказала начальница. – Бывает. Не бойтесь, капраз, я вас вылечу. Терапию начнем со следующей же смены. Беру вас к себе в бригаду.

– Зачем? Мы с Филатовым, кажется, неплохо сработались…

– Приказы не обсуждаются, и вы, капраз, должны знать это лучше других. Но все же объясню. Я поставила вас с Филатовым, потому что он отлично знает город и мог подсказать вам дорогу. Но Филатов богатырь, вас природа тоже не обидела, а я единственная езжу на вызовы без фельдшера. Будет справедливо, если я заберу вас себе. Ничего личного, поверьте. Ваша мужская стать нужна мне с утилитарной целью – таскать старушек и кислородные баллоны.

По роду своих обязанностей Нейман редко появлялся в приемном отделении. Если Кристина Петровна госпитализировала больного, способного передвигаться самостоятельно, Владимир Валентинович ждал ее в машине, если требовались носилки, разумеется, помогал. Но в таких случаях начальница предупреждала, что везет тяжелого пациента, и в приемном покое их уже ждал врач. Врач быстро расписывался в талоне вызова и с дежурной шуткой «конвой свободен» отпускал бригаду.

Но сегодня система дала сбой. Терапевт не мог оставить больного с отеком легкого, и бригаде пришлось задержаться.

Кристина Петровна наблюдала пациента, а Нейман, чтобы не мешать ей, решил прогуляться по приемному отделению. Недавно здесь сделали бодренький, но дешевый ремонт. На первый взгляд помещения выглядели отлично – чистые, светлые, современные, – но, присмотревшись, Владимир Валентинович отметил поистине королевское небрежение к мелочам. Кафельная плитка лежала вразнобой, неровно, без учета рисунка, все стыки и углы были обработаны кое-как, да и качество труб оставляло желать лучшего. «У меня бы они за такую работу схлопотали». Пока Нейман находился на Камчатке «в распоряжении», его постоянно включали в состав разных комиссий, и он невольно заболел тем, что называется мировоззрением ревизора.

Он заглянул в комнату персонала, посмотрелся в зеркало. Оно отразило плечистого мужчину в нелепой голубой рубашке. За тридцать лет службы Нейман так привык к форме, что сразу справил себе в «Медтехнике» полный комплект работника «скорой», хотя никто от него этого не требовал.

Владимир Валентинович смотрел на себя с интересом: дома у него пока не было больших зеркал, и он не очень представлял, как теперь выглядит.

Что ж, гражданская жизнь и перемена климата почти не сказались на его облике. Все та же физиономия с крупными правильными чертами. Нейман никогда не считал себя красавцем, а Марина говорила, что бог создал его в строгом соответствии со стандартом нормального мужика, но не снабдил никакой «изюминкой», никаким дефектиком, а ведь только эти маленькие «браки» в работе природы делают людей по-настоящему привлекательными.