Собачья королева - Антон Соя Страница 4

Ивану пятнадцать лет. Скоро шестнадцать. Выглядит старше. Красивый строгий юноша с фигурой атлета. Бочкообразная грудь, белые ровные зубы, плавные движения. Он молчун. Весь в себе. На лице часто блуждает загадочная улыбка, раздражающая окружающих. Чёрные жёсткие волосы, карие с рыжинкой глаза, прижатые к голове уши. Пара друзей-одноклассников заждалась его в Вырице. Вместе они — музыкальная группа «Ту-пицца», правда, пока только в мечтах. Красавчик Ян — очень много говорит — за двоих, он рэпер, звезда школы. Иван защищал его раньше от местных гопников. А теперь Ян их кумир. Третий друг, тихий очкарик — юзер и геймер Валерик. Крутан, ботан и спортсмен — такая у них классическая троица.

Иван всерьёз занимается водным поло. Его тренер Виктор Арнольдович, у которого дача в Вырице, пять лет назад случайно увидел, как Иван плавает и играет с мячом в Оредеже. Теперь Иван в юношеской сборной города, а был бы в сборной страны, если бы начал заниматься лет с шести. Так говорит тренер. Ещё он говорит, что верит в Ивана. А Иван верит тренеру. Ведь у Ивана особая хватка, и мяч у него забрать невозможно, а ещё он идеальный защитник, которого не пройти.

Но главное для Ивана — его семья. Его мама. За неё он порвёт любого своими крепкими белоснежными зубами. Папу Диму он тоже любит, но не так, как маму. По ней он начинает скучать сразу, как только с ней расстаётся. Они понимают друг друга без слов, просто обмениваясь взглядами. Ей достаточно положить руку на его широкое плечо, чтобы у него прошла любая боль и обида. Он делится с ней всем. Вот сейчас, например, Ивану кажется, что он по-настоящему влюбился, и ему не терпится поделиться этим с матерью, ну и с друзьями, конечно, тоже.

Почему его не встретили родители? У мамы был такой странный голос, когда он говорил с ней по мобильнику перед отъездом из лагеря. Он даже не сразу его узнал. Обычно, когда он подъезжал к перрону, они уже стояли у вагона и ждали его втроём. Его семья. Мама, папа Дима и той-терьер Фредди. А во дворе дома в Вырице его ждал четвертый член семьи — монгольский волкодав Зураб.

Мальчик вырос в стае. Сначала его стаей были мама и Лорд Генри, потом к ним прибавились Фредди и таксы, потом трёхногая овчарка, потом появился папа Дима, потом спаниели, последним, уже в Вырице, появился волкодав Зураб. Кроме Зураба и Фредди, и, конечно же, покойного Лорда Генри, ни одна из собак в семье долго не задерживалась. Мама, сколько он помнил, никогда не покупала собак. Подаренных и вылеченных псин пристраивали в хорошие руки. Найденных возвращали.

Десять лет назад в их семье появился папа Дима, и с его приходом наступила полная гармония. До папы Димы у Ивана не было отца, и он очень страдал от этого. До папы Димы в детском саду Ивана дразнили собачьим сыном, и он много дрался. Иногда даже кусал обидчиков. И маме приходилось менять детские сады и водить его к детскому психологу. После прихода папы Димы Иван стал гораздо спокойнее. За маму начал меньше волноваться. А в садике его больше не дразнили, тем более, что он вырос и оказался на голову выше и гораздо сильнее остальных малышей.

Но как только он пошёл в школу, всё началось сначала. Откуда там узнали про его обидную кличку — бог весть. Мало того, в каждой из трёх школ, что ему пришлось поменять за время обучения в первом классе, всё повторялось с обидным постоянством. На переменах одноклассники сбивались в стайки и гонялись за ним, дразня его дружным лаем. Или, наоборот, мальчишки глумливой сворой бегали от него по рекреациям, дружно вопя:

— Собака, собака! Спасите-помогите! За нами гонится собака!

Из-за чего? Может, из-за густых сросшихся бровей, или из-за нежелания общаться с ними, или из-за собачьей шерсти, которая, как ни старалась её убрать мама, каким-то чудом всё равно каждый день оказывалась на его одежде, или от запаха, которым он пропитался так, что его не мог заглушить никакой дезодорант?

Письменные предметы и физкультура у Вани шли на ура, а у доски из него слова было не вытянуть. Учителя проявляли такт и понимание и многозначительно говорили на личных встречах с его мамой про модный диагноз «аутизм». Они по-прежнему жили в двушке втроём с пятью-десятью (их количество всё время менялось) собаками одновременно, пока папа Дима не придумал, как разом решить все их проблемы. Они продали квартиру, папа Дима добавил все свои сбережения, и они купили большой просторный дом в Вырице.

Вырица. Она появилась в конце девятнадцатого века как курортный посёлок, а при советах здесь построили завод и пятиэтажки.

Вырица стала для Ивана за это время такой же родной, как и Купчино, где он прожил первые восемь лет. Иван полюбил жёлто-охряные песочные берега быстрого Оредежа, то узенького, сплошь поросшего водорослями, то широченного, полюбил голые корни сосен-путешественниц, торчащие вверх из оранжевого песка, полюбил старые полуразваленные дачи с витиеватой архитектурой начала прошлого века.

Вырица — намоленное место. Здесь жил святой Серафим Вырицкий, здесь стоит красивая, как резная игрушка, деревянная церковь Петра и Павла, здесь до сих пор существует и действует дореволюционная община христиан-трезвенников.

Вырица — странное место. Во время Великой Отечественной здесь хозяйничали нацисты и даже устроили тут концентрационный лагерь для детей, а сегодня все дальние платформы и окрестности облюбовали цыгане. Кроме трёх церквей в Вырице есть вокзал с площадью, клуб с дискотеками, привокзальный рыночек, плотина и дворец одного из самых известных питерских бандитов из девяностых, одного из братьев Васильевых. Местные жители гордятся своими земляками братьями Васильевыми, могучими мафиози, не меньше, чем стройными церквями и дачей писателя-фантаста Ефремова.

Но всё-таки Вырица — дачное место, и как была, так и осталась для всех любимым местом отдыха. Кроме завода и блочного брежневского квартала, вокруг — сплошные дачи до леса. Расстроилась Вырица в дачный бум Серебряного века, когда уже на севере Питера, в Финляндии, и на юге, рядом с Павловском и Царским Селом, места для модных дач почти не осталось. И модные дачи стали строить в Вырице. Теперь на их месте стоят заброшенные, запущенные пионерские лагеря и летние детские сады, и даже «агробиостанция» с бедовыми студентами, бегающими по вечерам с рюкзаками, полными портвейна и шампанского.

Студенты-биолухи, как они сами себя называют, живут в самом козырном месте, на берегу широкого разлива реки, их жилые корпуса с железными койками расположились в когда-то богемных дачах в стиле арт-нуво. Корпуса покосились, столовая того и гляди завалится, купальня вся прогнила, но студентам нет до этого дела. Они учатся — бродят с преподами по комариному лесу, часами наблюдают за птицами, растят овощи в разваливающейся гигантской теплице — памятнике конструктивизма, построенной ещё до войны, собирают гербарии, ну и, конечно же, веселятся. Колобродят круглосуточно! Мальчишек-студентов единицы, и пьют они по-чёрному, к тому же вокруг них столько красивых девчонок, что поневоле обзавидуешься. Ваня с друзьями частенько наведываются летом на великах на агробиостанцию поглазеть на симпотных студенток. Ян даже пытался закрутить прошлым летом с одной, пока не проговорился про свой возраст. Ян выглядит не младше некоторых первокурсников, а Иван даже постарше многих из них.