Последнее прощай - Фиона Лукас Страница 4

Но Анна не могла допустить, чтобы это что-то меняло, поэтому она пустилась рассказывать о том, что случилось два года, девять месяцев и восемь дней назад. Что однажды вечером ее муж вышел в магазин, чтобы купить бутылку вина. Что он так и не вернулся, потому что тем же вечером кто-то другой перебрал вина, а потом сел за руль. До магазина было каких-то три минуты пути.

Она рассказала Джереми, как услышала сирены подъехавшей скорой помощи и как поняла, что случилось что-то очень и очень серьезное. Как, оставив дверь нараспашку, она выбежала на улицу босиком, хотя за окном был март. Как она увидела, что Спенсер лежит на дороге в окружении санитаров. Какими бледными были их лица. Какими мрачными. Как его объявили «скончавшимся до прибытия», когда скорая привезла его в больницу.

Она рассказала Джереми все до мельчайших подробностей. Он внимательно ее слушал, не выказывая ни испуга, ни даже растерянности, глаза его выражали сочувствие. Подлинное сочувствие, без тени жалости.

Поэтому каждое свое слово Анна обращала в камень и выстраивала из них стену. Границу. И когда рассказ ее был окончен, она оказалась по одну сторону, а Джереми — по другую.

Но он и не думал поджимать хвост. Черт бы его побрал!

— Да, по поводу сальсы… — заговорил он, — у меня такое чувство, что это больше идея Габи.

— Это так, — просто ответила она. Искренне.

Он кивнул, свыкаясь с тем, что в ближайшее время никакой сальсы у них не предвидится. Пожалуй, даже никогда.

— Было приятно с вами познакомиться, Анна, — мягко произнес он. Его глаза, устремленные на нее, смотрели просто и искренне, без тени романтического намека (такого она бы точно не потерпела) — он говорил то, что думал.

Анна кивнула в ответ и поспешила проглотить случайные слова, готовые сорваться с ее губ, боясь, как бы они не превратись в просьбу остаться и продолжить беседу, словно она человек, а не ходячая трагедия, требовавшая бережного обращения.

Он бросил взгляд в сторону дома.

— Мне нужно кое с кем… — он не договорил. Грустно улыбнувшись на прощание, он зашагал к дверям.

Анна видела, как, удаляясь, его макушка замелькала в толпе на кухне.

Он все-таки воспользовался проверенным трюком с невидимым другом, и ей впору было рассердиться, но она была ему благодарна. Он сделал это, чтобы уберечь от дальнейшей неловкости ее — не себя. Джереми видел ее стену и отнесся к ней с уважением.

Сквозь стоявшие в глазах слезы она всматривалась в стеклянные двери дома.

— А где Джереми? — возникла из ниоткуда Габи.

Анна была уверена: подруга спрашивала неспроста — она наверняка уже успела заметить, что он в одиночестве вернулся в дом.

— Ему надо было кое с кем переговорить, — объяснила она, игнорируя вспыхнувшее внутри тепло при мысли, что ее с ним связывала эта маленькая безобидная ложь, тайна, известная только им. Она отвернулась в сторону лужайки и уставилась в темноту.

— Но… но мне казалось, вы отлично поладили, — непонимающе заметила Габи.

— Так и есть.

— Вы болтали целую вечность.

Анна снова кивнула. Чувство вины больно ударило под дых. Было настоящей подлостью по отношению к Джереми позволять себе разводить с ним такие длинные разговоры. Клинок совести, сперва лишь резанув, впился и штопором вошел под кожу. Подло это было и по отношению к Спенсеру.

— О чем ты только думала, Габи?

Какие-то доли секунды Габи еще пыталась изображать непонимание, но сдалась. Умоляюще взглянув на Анну, она покачала головой:

— Я не знаю… я просто думала, что он славный парень и что… и что…

Анна стиснула зубы:

— Только скажи, что мне пора двигаться вперед, и я вылью это шампанское прямо тебе на голову.

Габи посерьезнела:

— Тебе ведь в самом деле нужно…

Ну все. С Анны было довольно. Исполнить свою угрозу она не решилась — лишь метнула свой стакан через ограждение на лужайку, где он, прокатившись по склону, скрылся в зарослях кустарника. Узнай Ванесса об этом, она бы ее убила.

— Не нужно мне двигаться вперед! — воскликнула она. — Прошло всего два года!

Габи открыла было рот, и Анна уже знала, что та хотела — и весьма справедливо — подчеркнуть, что скоро будет впору говорить о трех годах, но, уловив предостерегающий взгляд Анны, снова его закрыла.

— Что мне, по-твоему, делать? Просто щелкнуть пальцами и сказать: «Ну что ж! Любовь моей жизни, мужчина, которого я обожала, умер, пора найти что-нибудь новенькое»? Он что, какая-нибудь кофточка из старой коллекции?

— Ладно, нет… я…

В глазах подруги читались боль и обида, но Анну это не останавливало. Ты сплоховала, Габи. Вечно ты наседала, вот ты и выпустила из беспомощной овечки тигра, так что теперь приготовься услышать рык!

— Если бы хоть одни твои отношения продлились больше восемнадцати месяцев, может, тогда ты бы еще могла указывать, как мне жить!

Габи содрогнулась. Анна понимала, что этот удар был ниже пояса, понимала, что ей будет ужасно стыдно, когда она успокоится, но Габи нужно было остановить, нужно было, чтобы она поняла.

Пора положить конец урокам итальянского, крафтовым украшениям и сальсе. И всем этим джереми. Потому что Анна знала: если сейчас она не сможет за себя постоять, их вереница будет только расти. Пора было дать Габи понять, что не сможет она взять и каким-то чудесным образом оправиться от потери Спенсера, если научится спрягать глагол «essere» или отточит до совершенства «боковой шаг». Она никогда от этого не оправится.

— Так что хватит мне талдычить, что надо двигаться вперед! Ты не знаешь, о чем говоришь. Ты не понимаешь! И не поймешь, пока сама не пройдешь через это!

И, не оставляя Габи ни шанса вставить хоть слово в свою защиту, Анна повернулась и решительно зашагала к воротам. К счастью, они были не заперты. Она бы не выдержала, если бы пришлось пробираться сквозь всю ту толпу в доме.

«Тебе бы не хватило духу обернуться и увидеть, что Габи осталась стоять и тихо глотать слезы», — поддел ее голосок в голове, но Анна заглушила его, рванув на себя дверцу ворот и захлопнув ее за собой так, что раздался грохот щеколды. Затем она проследовала в тупичок, где припарковала свою машину, забралась внутрь и уехала домой.