Сибирские перекрестки - Валерий Туринов Страница 4

– Ты не обижайся. Проб надо взять много, а времени – мало… Но ничего, мы их по-быстрому, – говорил он не то для себя, не то для своего напарника, быстро работая руками.

Промыв пробу, Илья ссыпал увесистый, тяжелый шлих в геологический мешочек, сунул в него бумажку с номером образца, положил мешочек в рюкзак Петьки, записал в пякитажку ^[1] данные образца, отметив его на карте.

– Ну, пошли! – сказал он, подхватил свой рюкзак и карабин и пошел вверх по ручью, шумно зашуршав прибрежной галькой.

Впереди испуганно вспорхнула куропатка, немного пролетела и снова села на галечник. Петька торопливо стащил с плеча ружье, забежал вперед Ильи, прицелился и выстрелил. Куропатка сковырнулась и забилась на галечнике, теряя перья и окрашивая камни густой темно-красной кровью. Петька подошел к птице, еще продолжающей биться на земле, взял ее за лапы и, стукнув головой о камни, добил, сунул в рюкзак.

Пошли пробы. Илья, нигде не задерживаясь больше чем для того, чтобы взять пробу, гнал вверх по ручью себя и Петьку.

Они поднимались вверх, и вместе с этим постепенно редел кустарник, а склоны урочища, вплотную подступая к ручью, начали сжимать его с двух сторон. Чаще стали попадаться выходы коренников. Ручей становился все уже и мельче. От него один за другим отпадали небольшие ручейки, скрываясь в неглубоких лощинках, поросших полярной ивой, карликовой березкой, редкими чахлыми лиственницами, ягодником и мхом. Кочковатую тундру сменила кустарниковая, затем пошла каменистая.

Ландшафт вокруг был унылый. Просторно и широко лежали громады пологих, абсолютно голых каменистых увалов.

С каждым километром рюкзак становился все тяжелее. Петька уже давно изнывал под непривычной для него тяжелой ношей и втихую матерился на своего связчика, подозревая, что тот специально не берет от него хотя бы часть проб и гонит все время вверх куда-то к чертовой матери, очевидно, только для того, чтобы испытать его, Петьку. Но он крепился из последних сил, чтобы не спасовать первым, и не показать это своему молодому связчику, этому сопляку, как он его мысленно окрестил уже не раз за время совместного их маршрута. Поэтому он перевел дух, когда наконец услышал от Ильи: «Все – достаточно!»

– Дальше не пойдем! – прохрипел Петька, усаживаясь прямо на гальку у ручья.

– Нет – участок отработали…

– Может, пожрем, а? – посмотрел Петька на связчика.

– Хорошо, давай. Я сделаю последний шлих, а ты займись костром… Чаек сделай и тушенку подогрей… Хорошо?

– Будет сделано, начальник! – повеселел Петька, стаскивая с себя осточертевший за день рюкзак с пробами и ружье, обрадовавшись, что сейчас они повернут назад.

Откровенно говоря, Петьке уже давно надоело идти куда-то неизвестно все вверх и вверх. Здесь было намного холоднее, да и, подумалось, до палаток возвращаться не ближний свет. Интереса к таким походам у него, разумеется, не было ни малейшего, так как он не понимал, для чего нужна была вся эта тяжелая лошадиная работа. Он предпочел бы просидеть в палатке, а идти сюда, в маршрут, соблазнился только из-за того, чтобы пострелять птиц.

Поев, они двинулись в обратный путь, взяв прямо на водораздел, по которому Илья решил возвращаться назад в лагерь.

Выйдя наверх, они пошли по гребню, по сплошной каменистой россыпи, которая изредка переходила в нагромождение огромных камней, покрытых коркой пластинчатых лишайников, разрисовавшими их яркими разноцветными узорами.

– Каменистая тундра, – кивнул Илья головой, показывая на лишайники.

– Какая тундра?.. Тундра, она и есть тундра, – пробурчал Петька, не поняв связчика.

– Ну да, – промолвил Илья и замолчал.

Здесь, на обратном пути, Король совсем приуныл. Он уже давно посбивал и измочалил лапы о камни и теперь еле плелся позади людей, поскуливая и припадая к земле. Теперь у него была одна лишь забота – как бы не отстать от людей.

– Вон, смотри, как уработался, – показал Илья на пса. – Это же надо!..

– Все – больше не пойдет, – усмехнулся Петька, чему-то обрадовавшись.

– Не-е! – засмеялся Илья. – Ты не знаешь его! Пойдет, еще как – не удержишь!..

По водоразделу, оказалось, идти было действительно намного легче. Не было выматывающей кочки и кустарника, не приходилось петлять вместе с речушкой. К тому же дорога все время шла под уклон.

* * *

Через день Илья снова вышел в маршрут и опять взял с собой Петьку. Теперь они пошли вниз по речушке от их лагеря. Точнее, не вниз, а сначала решено было пересечь долину ручья, пройти подле горы, которая разделяла их речушку и впадающий в нее ключ, как было видно по карте, добраться до этого ключа, спуститься по нему до устья, а затем по речушке подняться к лагерю, замкнув таким образом огромный треугольник, каждая сторона которого была километров по десять.

Им предстояло пройти по ключу и взять пробы до места его впадения в речушку.

Они перешли свою шумливую речушку, у которой стояли лагерем, и прыгающей походкой заковыляли по кочковатой низменности, держа прямо на гору, чтобы там, поднявшись, идти по склону и избавиться от изнуряющей кочки.

Но на ключе их ждала неожиданность: взять шлихи оказалось невозможно, россыпей же не было вообще, один сплошной камень.

– А ну, пошли! – сказал Илья и решительно повернул вниз по ключу, надеясь выйти на россыпи ниже по течению.

Они прошли километра два и натолкнулись на новую неожиданность: ключ перешел в застойную канаву с отвесными берегами, которую ключ промыл на большую глубину в вечной мерзлоте и образовалось множество глубоких и больших бочажков.

– О-о! – воскликнул Петька. – Илья, постой, постой! Дай закинуть удочку! Ты смотри место-то какое!..

Илья усмехнулся, заметив, с каким азартом связчик стал доставать из рюкзака снасти.

Петька же быстро размотал удочку, наладил овода, закинул приманку подальше от берега и присел на берегу, спрятавшись за кусты от пугливого хариуса, плавающего почти на поверхности прозрачной воды бочажка.

Но хариусу, очевидно, было все равно, так как он никак не отреагировал на появление людей и на их приманку. Продолжая все так же спокойно плавать, они, лениво шевеля хвостами, то всплывали на поверхность, то опускались куда-то в глубину… Иногда рыба подплывала к приманке, заставляя Петьку напрягаться и судорожно сжимать удилище. Но, обнюхав ее, хариусы тут же лениво уходили от нее.

Петька сменил приманку и закинул удочку с мушкой. Но и на мушку хариус отреагировал точно так же, как и на овода. Он был сыт, поэтому привередлив, она ему не нужна была, он только что кончил копаться на дне или в стенках бочажков, выискивая там личинки, с удовольствием поел, а теперь всплыл на поверхность погреться на солнышке, а тут на тебе – подсовывают какую-то сомнительную дрянь, которая к тому же странного цвета. Оказывается, это Петька насадил мушку, которая у местного хариуса была не в ходу. Петькина мушка была ярко-красного цвета с ядовито-зелеными крылышками, сделанными из ниток мулине. Хариус ходил вокруг приманки, присматривался, подойти же боялся к этому страшному зверю, смотрел издали, как на льва в клетке. И приманка Петьки, болтаясь на поверхности бочажка, только лениво дрейфовала в медленном течении ключа.