Панмедиа. COVID-19, люди и политика - Аркадий Недель Страница 4

Иисус больше не слово, а цифра, церковь — база данных; ученики — пользователи, школа и университет — платформа. Устранение посредника в сегодняшнем мире — это по сути вторая лютеранская революция, цифровая Реформация. Подобно тому, как Лютер выступил за упразднение фигуры католического священника, предложив пастве напрямую общаться со Спасителем, сегодня предлагается напрямую общаться с дистанционным смотрителем. Но есть одно различие: Иисус пришел, чтобы собрать христиан в своем теле, дистанционный смотритель — посадить каждого на короткий поводок.

Не существует больше приватности и в финансовой сфере. Тайна банковских вкладов, которая была таковой еще в ХХ веке, перестала быть тайной. Сегодня деньги любого вкладчика можно проверить и отследить их источник, если только он не выстроил сложную многоходовку из офшоров, на что способно незначительное меньшинство. Поворотным моментом в этой истории оказался 1989 год, когда на встрече лидеров G7 была создана организация по борьбе с отмыванием доходов, полученных нечестным путем — Financial Action Task Force (on Money Laundering, FATF). Издержки создания FATFa — усложнение процесса трансакций и ухудшение отношений с клиентами. Раньше банки были второй церковью, банкир — священником, который едва ли мог выдать информацию о вкладах своих клиентов, рассматривая последнюю как форму исповеди. Сегодня, во избежание конфликтов с органами инспекции, банки сами готовы донести на своих клиентов, если существует опасность больших потерь.

Налоговая инспекция в Европе и России просвечивает нас, словно рентгеновскими лучами: на всех без исключения товарах, как и на чеках, которые мы получаем на кассе, есть штрихкод (QR code), связывающий товар с кассой и нас с товаром — и через него с дистанционным смотрителем, налоговой службой. Оплата товара банковской картой или мобильным телефоном мгновенно отражается в нашей кредитной истории, на счете — он же во многом похож на медицинскую карту, но только с гораздо более подробным описанием «состояния здоровья».

Но штрихкод — только элемент в цепи, по которой вас ведут к измененному маркетингом сознанию. Онлайновые и офлайновые модели маркетинга могут работать столь успешно, продавая, например, женщинам нужный шампунь, тушь для ресниц, помаду и проч., чтобы подтолкнуть их к беременности или наоборот увести от этой идеи. Этикетка на бутылки шампуня может в этом вопросе значить больше, чем желание партнера или советы друзей, поскольку она не говорит с женщиной напрямую, а встраивает свою покупательницу в систему слежения. Если по штрихкоду отслеживается товар и покупатель, то этикетка как бы дает возможность самому покупателю отследить «правильный» путь, будучи частью кодовой системы: желание→товар→цель. Хотя на деле траектория строится наоборот: желание←товар←цель; цель и товар принадлежат продавцу, который создает желание покупателя, и тот делает верный выбор. Хозяин цели берет под контроль не только материальную сторону процесса, но и ментальную. Покупатель, сам не осознавая того, достигает поставленной цели, отдавая за это не только деньги, но и свое время.

Штрихкод работает на алгоритме Рида — Соломона, изобретенном еще в далеких 1960-х, и представляет собой вариант недвоичного циклического кода, работающего с блоками информации. По сравнению с прошлым UPC-кодом, штрихкод позволяет гораздо быстрее и эффективнее отслеживать и идентифицировать продукт, отслеживать время его появления и покупки, управлять документацией и заниматься маркетингом. Штрихкод сокращает время покупки, приобретения товара, из которого выстраивается система слежения за покупателями — новыми варварами. Высвобожденное время государство забирает себе, используя его как самый ценный социальный капитал ^[4].

И действительно, деньги могут обнулиться, золото может потерять свою ценность, если исчезнет эквивалент его обмена, но время останется как первичный ресурс жизни самого социума. В современных обществах время генерирует информацию. Скажем без всяких преувеличений: мы — поколение штрихкода, связанные, точнее зараженные им экономически не хуже, чем COVID-19 заражает свои жертвы биологически. Чем больше мы делаем покупок, тем сильнее им заражаемся и тем более прозрачными и уязвимыми становимся для государства.

Что дальше? Развиваться эта отрасль может в сторону «хорошей идентичности» (Good Identity), или ID 2020, как ее нежно окрестили авторы этой идеи, собравшиеся в прошлом году на саммите с таким названием. ID 2020 — это программа по созданию цифровой идентичности для всех живущих на планете людей, в которой участвуют несколько крупных компаний, среди которых Microsoft. Сама программа входит в пакет инициатив под названием «Цели устойчивого развития» (Sustainable Development Goals), которую планируется завершить к 2030 году. Интенции, понятно, самые гуманные: помочь людям без документов, беженцам и прочим категориям «ликвидного» населения приобрести электронный паспорт, с помощью которого они смогут получать медицинскую помощь и образование. В этом документе будет находиться вся информация о человеке, его биометрические данные, отпечатки пальцев и радужной оболочки глаза — индивидуальные и неизменные параметры каждого из нас. Информация будет шифроваться подобно финансовым трансакциям и храниться в блокчейнах, ни у одной организации не будет полного к ней доступа.

Но это новое Евангелие не так благостно, как это может показаться на первый взгляд. Речь идет о первом этапе создания цифрового человечества, что вероятно сейчас может выглядеть как забава IT-корпораций, но едва ли это останется исключительно электронным благом. Внедрение этого проекта может привести к уничтожению социального пространства, которое и без того постоянно суживается благодаря последовательной антисоциальной политике многих правительств, в первую очередь европейских, и соответственно — к уничтожению социального человека. Не следует думать, что социальность — это некая форма априорной чувственности в кантовском смысле, данная нам вместе с рождением. Отнюдь.

Социальность — хрупкая штука, она никогда не дана, а всегда является результатом взаимодействия людей на близких дистанциях: от получения ребенком материнской груди до случайных рукопожатий, улыбок прохожих, флирта, склок на улице и толчеи в метро. Социальный мир формируется близкими связями, которые выстраиваются в первую очередь сознательным или неосознанным установлением подобий. Любое здоровое человеческое общество есть система подобий: реальных, физических, воображаемых… Мы ищем их во всем и везде, даже там, где их нет. Для социальных животных, которыми мы являемся, подобия — это система безопасности. Социальный разум тратит львиную долю своих усилий на создание такой системы, и там, где она разрушается, социальное начинает терпеть крах.