Москва–Таллинн. Беспошлинно - Елена Селестин Страница 39

В тридцатые годы двадцатого века на банковский счет в Лондоне поступили деньги от продажи торгового судна, за семьдесят с лишним лет там наросли проценты. Сохранившиеся бумаги вчистую разбивали уловки Дракона, который все же попытался доказать неоднозначность прав наследования. Просто лез из драконьей кожи, чтобы сохранить деньги своему банку.

Виктор звонил Мартину по нескольку раз в день, но скоро понял, что пока что его клиенту все равно — получит он пятьдесят тысяч фунтов или миллионы, так что принимать решения и управлять масштабами дела Виктору приходилось самому, наощупь делать шаг за шагом.

Каждый день адвокат продумывал стратегию переговоров во время утреннего плавания в бассейне гостиницы. Он чувствовал, что если он не струсит, сможет использовать свои шансы, то не только обогатится значительно, но и возможно войдет в историю как адвокат уникального дела. Тем временем противники по игре денно и нощно искали слабые стороны в его позиции, Виктор это хорошо понимал.

Дракон блефовал осторожно, но было заметно по танцу ботинок, что нервничает:

— Ваш счет считался безнадежно невостребованным, и решением правления банка проценты по нему были пущены на благоустройство Лондона еще пятнадцать лет назад, мне действительно жаль, — лицемерно сожалел Дракон.

— Давайте искать прецеденты, что делается в таких случаях.

— Ничего подобного не было, во всяком случае, нам не удалось обнаружить, — подтанцовывал Дракон.

Кто мог его проверить, и что считать подобием? Виктор дал задание своим помощникам, искали аналогичные случаи во всей мировой истории банков. После третьего дня бурных дискуссий некоторые события стали смущать адвоката, — так, звоночки, беспокойство: он вдруг поскользнулся и сильно ушибся в душе после бассейна. На другой день ему стало плохо после рюмки любимого кальвадоса.

На переговорах в тот день речь зашла о том, будет ли он настаивать на размораживании хотя бы половины активов счета 1938 года (почти два миллиона фунтов). Или, как предложил Дракон, согласится на десять процентов от суммы, а большую часть примет в виде ценных объектов — квартиры, особняка или яхты… В конце концов Виктор от имени своего клиента согласился на яхту с доставкой ее в порт Таллинна, квартиру в Лондоне или в Таллинне, по выбору Мартина. Кроме того, Мартин и его жена должны были получить кредитную карту с огромными возможностями. Таким образом, с этим счетом все становилось более-менее ясно, можно было начинать составлять соглашение.

— А что со вторым вкладом? У банка появились предложения? — Виктор не собирался снижать темп переговоров.

Дракон завис ненадолго, потом процедил:

— Много нюансов с этим счетом, сэр.

— Я в курсе. Тем более надо начинать обсуждение.

— Послезавтра, думаю, мы подготовим проект соглашения по счету, открытому в двадцатом веке, подпишем эти бумаги, и затем приступим к следующему этапу.

— О кей, ладно, — Виктор подумал, что и ему не помешает подготовиться к этим переговорам.

Вероятно, прадед Мартина в 1895 году не имел права класть эти деньги на свое имя, они не могли принадлежать лично ему. То, что он был последним казначеем Братства Черноголовых, подтверждалось документально, скорее всего, ему была доверена вся касса Братства, „ячейки“ которого действовали в нескольких североевропейских городах. Именно в 1895–м Братство прекратило свое существование как сословная организация, последующие тридцать лет Черноголовые собирались уже только как клуб. Вовсе не обязательно, что поступок прадеда был неэтичным, — хищением и злоупотреблением, выражаясь юридически. Возможно, казначей был честен, но не успел передать кому-то информацию об этом счете или приобрести недвижимость для Черноголовых. Вероятнее всего, хаос первой половины ХХ века нарушил план Братства относительно этих денег.

В любом случае, англичане не могут доказать, что деньги не были частной собственностью прадеда Мартина. Разумеется, Виктор не собирался им помогать и рассказывать все, что ему удалось узнать о Братстве, о том, о чем он сам только догадывался. Может, банкиры вообще не докопаются, поверят, что это личные сбережения богатого купца… если бы не масштабы вклада, прямо-таки государственные. Сумму, даже приблизительную, Виктору пока так и не назвали, но по реакции Дракона, по темпераментной сальсе его туфель, адвокат чувствовал, что изначально вклад был огромным, а за сто с лишним лет вырос до цифр фантастических.

Виктор просидел над бумагами всю ночь, затем день. Его агенты прислали десятки документов и ссылок из доступных и закрытых информационных баз. Каждые полчаса звонили то из банка, то из конторы в Таллинне. Виктор постоянно звонил своему главному клиенту, все это не давало сосредоточиться, он замечал, что торопится. В собственных действиях ему не хватало ощущения уверенности, словно это был фильм, причем не самого безобидного жанра; главная роль в сюжете отводилась большим деньгам, и каждый, кто участвовал в нем, рисковал жизнью. Адвокат хорошо понимал это. Но отступить уже не получится.

Ночь перед переговорами Виктор решил просто выспаться, чтобы информация хоть как-то уложилась. Просторные комнаты номера в старинной гостинице, где он жил, не давали отдыхать, эти стены в тканых обоях с изысканно скромным викторианским орнаментом казались враждебными; расписные потолки, занавеси и декоративные драпировки, — все мешало дышать по ночам.

Казначей, прадед Мартина, вглядывался в грядущий двадцатый век: для него это была высокая каменная стена. Казначей тщился заглянуть за нее, но чувствовал — и это передавалось Виктору — лишь растерянность и безнадежность. Деньги, накопленная энергия, итог правил и ритуалов, — что призваны совершить они в неведомом будущем? Казначей обозревал пространство Еропы: храмы, музеи, замки, заводы. Перебросить капитал за стену, укоренить его там, где вскоре разразится буря… В каком виде? Вложить в новый храм и заказать лучшим мастерам невиданную роспись? Трата пустая, ибо все будет разрушено, — это было единственное знание о будущем, в котором казначей был уверен. Отдать нынешним правителям? Но как — отдать врагам Братства? Я не хочу умереть предателем, Господи, я не так велик. Казначей страдал, не видя возможности выполнить свой долг. Единственное действие, в котором он не сомневался: необходимо прежде позаботится о своей душе, он позаботится как умеет. Согласно правилам и инструкциям. Казначей составил подробный финансовый отчет, аккуратно сделал три копии, две останутся в Таллинне, в тайном хранилище и один — в банке. Это было послание к потомкам, подтверждающее, что на себя и свою семью из этих денег он ничего не потратил. Казначей снова и снова оценивал, что предлагало искусство его времени. Может быть, поехать в Санкт-Петербург, в Париж, вложить в музыку? В Нью-Йорк? Но в музыке уже воцарился хаос, или в ближайшее время воцарится, во всяком случае, так Казначей воспринимал эту музыку. Так называемая новая живопись? Она создается голодными. И пусть она создается голодными, он никогда не сможет воспринимать такую живопись.

Решено, он уберет деньги подальше от истории, от себя и своей семьи — потом Господь распорядится. Какая же это боль, видеть итог сложной красивой игры, называемой Братством Черноголовых: цифры и цифры. Воистину священны эти знаки… Он больше не в силах думать — кто потом будет отвечать за них, кому Господь поручит это бремя, тяжелейшее из всех, которые Казначей мог себе представить. От нынешней его семьи, от товарищей, растерянных и растерявших веру, деньги Братства надо убрать немедленно, не то ввергнутся несчастные в еще большие грехи. Такая масса общественных денег может развратить и уничтожить не одну семью, не одно сообщество — целый город, государство! Он их всех спасет. Казначей снова попытался представить своих прямых потомков лет через сто-сто двадцать. Тех, кому он посылал сквозь время эту опасность, на кого перекладывал свою боль. Он снова стал молиться: пусть деньги развеются временем, событиями, волей Господа, но пусть не раздавят потомков моих. Так молился каждый день перед алтарем Братства, и чудилось Казначею, что тридцать коленопреклоненных братьев, изображенных на алтаре, молятся вместе с ним. Еще и мысли нет-нет да отвлекались: сколько положить в золотых слитках, сколько перевести в ассигнации, из каких средств будет оплачено за охрану? Или лучше всего — задействовать не один банк, а два-три, в разных странах? Тяжело бремя долга моего.