Суета Дулуоза. Авантюрное образование 1935 - 1946 - Джек Керуак Страница 39

Хоть я иногда просто и выглядывал в окошко палаты для безумцев и глядел на маленькую грунтовку, что вилась к западу в леса Мэриленда, уводя к Кентаки и всему прочему, в туманные дни у нее был особенно ностальгичный вид, от которого я вспоминал о мальчишеской мечте своей стать настоящим «Арканзасским Завсегдатаем Бегов» с отцом и братьями на конской ферме, сам я жокей, никакой такой дребедени с пьяной матросней, а особенно никакого сюсюканья и умничанья по отношению к Флоту, даже такого письма, что я только что использовал сам для изображения ВМФ США в последних нескольких главах, а оно было сюсюканьем и умничаньем. В возрасте двадцати одного года я мог бы много почерпнуть из верного членства в этом подразделении, может, какой профессии б научился, выбрался из этого дурацкого «литературного» тупика, в котором сейчас обретаюсь, а особенно от той его части, которая про «верность»: ибо хоть я личность и верная, нечему мне уже верность хранить, да и незачем. Есть ли разница пяти тысячам ухмыльчивых наставников по письму из колледжей, что после юности одинокой практики я написал семнадцать романов, насчитывающих больше двух миллионов слов, у окошка, а в нем звезда в ночи, у окна спальни, окна дешевой комнатки, окна палаты для психов, у иллюминатора, а со временем и у тюремной решетки? Я видел, как эта маленькая грунтовка уходит на запад к моей утраченной мечте о том, чтобы стать настоящим Американцем…

Конечно же, Большой Дылда – он бы ржал надо мной, если б услышал, что я так говорю, и сказал бы: «Перечисли все свои окна, мальчонка!»

Я изменился, пришлось подписать свое имя на бланке, удостоверяющем, что я никогда не буду подавать ни на какую прибавку, мне даже флотскую форму не выдали (славный большой бушлат, вязаную шапочку, белое, темное и т. д.), а просто вручили пятнадцать долларов поехать в центр в своей белой форме и купить себе наряд для отправки домой. Стоял июнь, поэтому я купил спортивную рубашку, и летние штаны, и ботинки.

В столовой первые несколько дней в Бетезде я смотрел на всех этих ребят, что ели годную еду, и орали, и разговаривали, и чувствовал, что предал не столько «свою страну», чего я не делал, как тебе известно, а вот этот вот Военный Флот Соединенных Штатов. Если б не тот дурацкий дантист в Ньюпорте, от которого меня стало тошнить при одной мысли о том, что меня кто-то унижает лишь потому, что старше званием. Не правда ли, что величайшие адмиралы – «хамовитейшие» и закадычнейшие личности, «из наших ребят», слезшие со своих пьедесталов?

Ай ладно, пора мне было вдарить по старому пьяному моряку из порта и, со временем, пуститься в путь по бродяжьей тропе сезонников, а в то же время не бросать занятий и уединенных писаний. В колледже я все равно ничему не научился такому, что мне писать бы помогло, и единственное, где можно чему-то научиться, – у меня же в уме, в моих же собственных приключениях: авантюрное образование, образовательная авантюрность, как угодно зови.

На последней неделе я несколько раз прошелся по сиреневым полям Бетезды, Мэриленд, с ВОЛНушками [41]и им подобными, а затем поехал домой на поезде чух-чух.