Полудевы - Марсель Прево Страница 39

– Это правда? – спросил Гектор.

– Ну да, милый мой, правда. Это ужасно смешно. Что такое? Кажется, мои рассказы и вас волнуют, мой рассудительный друг. Летранж не в состоянии был сдерживаться более, схватил меня за руки и бормотал: «Жакелин! Жакелин!» – точно пятнадцатилетний влюбленный… Чтобы добить его окончательно, я сказала, что и в бессоннице и в тревожных снах я постоянно думаю о нем.

– И это опять правда?

– И это опять правда, чтобы успокоить вас. Тогда мой влюбленный не в состоянии был более владеть собою и решился сказать: «Жакелин, я хочу обладать вами! Вы знаете, я не терплю брака, однако готов жениться на вас. Только предупреждаю, я боюсь, что буду дурным мужем. Мне необходимо общество женщин, и, может быть, даже женясь на женщине, которую страстно люблю, я буду ощущать эту потребность. Я ненавижу цепи, всякое стеснение свободы. Будете вы ревновать меня?» Я засмеялась ему в лицо. «Я, ревновать?! Слушайте, Люк, откровенность за откровенность. Я также не особенно почитаю брак, не я его выдумала, а так как положение незамужней женщины становится двусмысленным, то я и хочу выйти. Понимаете, какое уважение я имею к этому установлению. Вы мне нравитесь, я вам также: поженимся; я думаю, что мы хорошо проживем, помимо некоторых особенно приятных минут, для которых, я знаю, есть только одно время. Мы будем разделять эти немногие минуты и также серьезные жизненные интересы: вы, хотя и беспутный человек, знаете толк в них, и я также при всем том, что кажусь такой сумасшедшей. Помимо всего этого – полная свобода для обоих сторон. Я не настолько глупа, чтобы думать, что такой жуир, как вы, который не может равнодушно видеть юбку, сделается скромным и верным, как только женится. Вы будете по-прежнему кутить, не переставая все-таки думать обо мне, так как вы способны исполнять несколько обязанностей. Я же не желаю ничего другого, как быть перлом верности, одним словом, Барбериной. Но что делать? Опыт показал мне, что Барберин более не существует в действительной жизни. К чему же послужила бы клятва верности, когда я не знакома с искушением? Все, что я могу торжественно обещать вам, это сохранить должное вам и не ставить вас в смешное, положение. Вот как я приблизительно желаю быть свободной. Теперь в свою очередь предлагаю вам вопрос: будете ли вы ревнивы?»

– Что же он ответил?

– С минуту подумал – не очень долго – и сказал: «Вы правы. Только такое замужество, как вы его понимаете, и не может привести нас к разводу… Вы прелестная женщина, и я благодарен вам за указание, что должен жениться на вас…» После этого, чтобы скрепить наш договор, я протянула ему губы, и это было в первый раз, что мужчина прикоснулся к ним (что вы смеетесь? клянусь – в первый раз); кажется, я не должна была показаться очень неловкой. Вот и все… Теперь я покидаю вас. Вон едут Шантели, я не хочу, чтобы хорошенькая Жанна выцарапала мне глаза… потому что она будет ревновать вас, ручаюсь вам.

Не дожидаясь ответа, она встала и проворно добежала до дома. Гектор смотрел, как она бежала с некоторой вызывающей, не совсем скромной грацией. В это же время показался четырехместный экипаж Шантелей, двигавшийся по дороге, из дубового леса, едва покрывшегося листьями. Впереди неподвижно сидела Жанна; Гектор издали видел ее черные, прозрачные как оникс глаза, устремленные на него, любимого ею человека; он уже был уверен в последнем обстоятельстве, и эта легко одержанная победа несколько печалила его, так как он знал, что она приведет его к женитьбе и лишению свободы. Он пошел навстречу и думал: «В конце концов, эти два ребенка, Жакелин и Жанна, представляют самое разумное разрешение современного брака. Если в браке преследовать собственно христианскую задачу, которая облагораживает таинство, нерасторжимость его, верность, цель размножения, то надо искать для него женщину исключительной натуры, редкую птичку или такую гусыньку, как Жанна… Если же смотреть на брак с современной точки зрения, как на здание с наружно порядочным фасадом и внутренней неурядицей, то лучше, по примеру Летранжа, оговориться заранее и столковаться друг с другом. Нравы нисколько не пострадают от этого, а еще выиграют со стороны искренности».

Поравнявшись с экипажем, Гектор увидал прелестную, веселую, невинную улыбку Жанны и пришел в восторг. «Дорогая крошка, – сказал он про себя… – Мне кажется, что я все-таки очень люблю ее!»

Карета остановилась у подъезда Армидина замка, скрипя колесами по гравию и оставляя глубокую борозду. Гектор подал Жанне руку; она слегка только прикоснулась и, покраснев, выскочила из экипажа. Мадам Шантель едва в состоянии была двигаться и ее почти на руках вынесли и внесли на лестницу. Три месяца, проведенные в Париже, глупые разговоры с мадам Рувр, заседание у модисток, портных, у ювелиров, прогулки в Булонском парке нисколько не изменили ее. Наружность ее осталась все такой же аристократической и бессодержательной, походка такая же неловкая и страдающая, при этом вечном провинциальном трауре. Мадам Рувр, из симпатии к ней, была в черном, но, конечно, приукрашенном разными ленточками и кружевами… Максим, по совету Гектора, одевался по-прежнему на военный манер, но у хорошего портного. Зато Париж совершенно преобразил Жанну. Она побывала не раз с Мод на улице Мира и, побуждаемая желанием кому-то нравиться, скоро постигла тайну, чем она отличалась от парижанок. В этот день на ней было фуляровое, черное с белыми полосами, платье, юбка клоше с высеченными оборочками, большая шляпа гинсбург, вся черная. Туалет этот рельефнее выставлял ее особенную для Парижа фигуру, ее мягкую и вместе с тем твердую походку уроженки Вандеи, по которой была видна истая аристократка.

– Очень мило, – проговорил Гектор, проводя указательным пальцем мысленную линию от головы до последнего волончика.

– О! Вы опять смеетесь надо мной! – сказала Жанна печально. – Это не хорошо.

– Уверяю вас, – возразил молодой человек – ваш туалет чисто парижский.

– Правда? Очень рада. Я так боялась, что вам не понравится, – прибавила она наивно. – Видишь, Максим, господин Тессье находит мой туалет красивым.

Максим улыбнулся, думая о другом. Они вошли в зимний сад, где был накрыт стол; Жакелин, Этьеннет и мадам Рувр ожидали их там с Полем Тессье. Мод еще не было, а ее именно и искал глазами отставной офицер.

Он улучил минуту, когда присутствующие обменивались приветствиями, и отвел Гектора в сторону:

– Мод нет?

– Нет, я ее видел сейчас у окна ее комнаты.

– Мне надо серьезно переговорить с ней до завтрака.

– Опять ревность? Вы неисправимы, – мягко пожурил его Гектор.

Сколько раз в продолжение месяца Максим поверял ему свои тревоги, причиняемые теми доносами, которые предвидела Мод.

– Напротив, – ответил Максим, – я серьезно оскорбил мадемуазель Рувр и хочу извиниться перед ней.

– Вы положительно жених полный сюрпризов. Так выйдемте!.. Подождем ее в вестибюле… Мод, спускаясь сверху, должна будет пройти мимо нас.

Они встретили ее у самого входа; она замешкалась, прикрепляя к поясу маленькую петунью, странной формы и цвета орхидеи. Гектор, не вполне уверенный в исходе разговора, попробовать пошутить: