Лягушка под зонтом - Вера Копейко Страница 39

На круглом столе гостиничного номера темнели вещи, белели бирки с номерами лотов.

– Вы только посмотрите, Никита, – не отрывая пылающие пламенем глаза, говорил Владилен Павлович, – на такую малость денег – столько добра!

– Но вы затем и ехали, – заметил Никита.

– Затем я тебя и взял, – в тон ему ответил Мазаев.

– Можно подумать, не вы сами выбирали, что купить.

– Может, и выбирал, да без вас не купил бы. Это я вам честно говорю.

– Например? – Азарт Мазаева заражал.

– Вот он, пример. – Мазаев взял со стола нож. – Меня смутила его неряшливость. Да, если оценивать по нынешним временам, видна неряшливость отделки металла. Посмотрите. – Он снял навершие рукоятки, которая болталась. – Представьте себе, этот металл – серебро. Такое темное, как чугун какой-нибудь. Я внял вашим словам о том, что когда-то серебро было доступнее и дешевле железа.

– Конечно. А этот нож – из тех времен, – сказал Никита.

– Вот! Что я говорил! Что я без вас?! – Он насадил навершие рукоятки на место. – Неплохо, да что неплохо – просто здорово, – бормотал Мазаев.

Никита слышал в его голосе какое-то особенное волнение.

Непохоже, чтобы Владилен Павлович так сильно радовался малым тратам. Сама поездка в бельгийский город Льеж – уже приличные траты. К тому же они не сразу помчались сюда, за сто километров от Брюсселя, а пробежали по столичным антикварным лавочкам. Владилен Павлович ничего там не купил – ни гвоздя, ни спички, как шутил он.

– Все – в Льеже, – с ясной суровостью в голосе усмирял свои желания, а они были.

Никита видел, как Мазаев с трудом, почти с собственной кожей, отлепил руки от миниатюрного пистолета, из которого после выстрела выскакивал острый клинок.

В Льеж они приехали засветло. Никита вышел из поезда первым и сразу почувствовал – этот город не вышел из первозданной старины, а это значит, что вещи, которые в нем, такого же разбора.

Он посмотрел на лицо Мазаева, устремленное вверх, как у охотничьего пса, который берет след.

Таксист отвез их в гостиницу «Меркюр», в самый центр города. Молча поставив вещи, Мазаев достал из кармана куртки карту города, сощурился и стал искать улицу Сент-Жюль. На ней стоял особняк, объявленный к распродаже.

Они провели там весь день.

– Настоящая удача, мой друг. Среди домашнего мусора мы нашли такое...

Он смеялся мелким смешком, Никита не слышал у него такого смеха и посмотрел на Мазаева.

– Я о чем-то не знаю? – спросил он.

– Нет, нет, нет, – троекратно усилил радостное отрицание Владилен Павлович. – Я рад за себя. Она снова пришла ко мне, эта вещь...

– Вы о чем? – спросил Никита, встревоженный голосом Мазаева. – На что похожа ваша вещь?

– Сейчас, сейчас. Удачу мы обставим так, чтобы она на нас не обиделась. – Мазаев метнулся к тумбочке, достал два бокала, бутылку коньяка, которую он купил еще в Брюсселе. – Я знал, – говорил он, – что у нас будет повод.

Никита услышал тихое бульканье жидкости, которое длилось недолго. Мазаев налил по два глотка в каждый стакан.

– За удачу, Никита, за нашу с вами удачу.

Никита молча поднял стакан, но ждал объяснения.

– Мы с вами подходим друг другу. Вы приносите удачу мне, я принесу вам.

Никита хотел сказать, что Мазаев уже принес ему удачу – снял с кочки в половодье. Как принесла удачу Ольга, которая напомнила ему сказку о лягушке, которую он сам читал. Это ведь сказка Эзопа «Лягушка и колодец». Но он забыл.

– Вы, Никита, редкий на сегодня человек. Вы из тех, для кого «карпаччо» не только название блюда, которое придумали итальянцы. Но вы знаете, что это еще имя художника, который как никто другой управлялся с оттенками красного цвета. – Он засмеялся. – А поскольку мясо в карпаччо сырое, только опаленное пламенем, то цвет его – из полотен Карпаччо. Я это тоже знаю, уже второй день. – Он захохотал.

Никита пожал плечами. На самом деле в брюссельском ресторане он предложил съесть карпаччо.

– А теперь я вас удивлю. Смотрите. – Владилен Павлович отступил от стола, наклонился и быстро вынул из сумки что-то, что еще не выложил на стол.

– Вот оно. Точнее – он...

Никита отставил стакан, протянул руку к фигурке на столе. Она была грязновато-серого цвета, с разводами на боку. Животное с большими рогами.

– Это баран, – сказал Никита. – Кость мамонта.

Мазаев согласно тряс головой.

– Я искал его, я уже не думал, – продолжал Мазаев, – что увижу снова. – Он засмеялся, вскинул руку и погладил себя по голому черепу. В этом жесте было столько неподдельной нежности, что Никита ожидал услышать: «Молодец». Он улыбнулся. – Мы с вами, Никита, не хуже моржей. Они вот так же пашут бивнями морское дно, выискивая моллюсков, – смеялся он.

– Моржи? – переспросил Никита, пытаясь представить себе животное из зоопарка. Когда-то он видел большого, грузного, неповоротливого моржа – Наталья Петровна водила его в детстве в зоопарк.

– Видали таких? – продолжал Мазаев. – Люди думают, что моржам нужны клыки для драки. Ха-ха. Они им необходимы для пропитания. Инструмент, так сказать...

– Но почему вы вспомнили о моржах? – не понимал Никита.

– А потому, Никита Тимофеевич, что эта вещица из тех же мест, где моржи пашут морское дно.

– Этот баран?

– Это снежный баран. Точнее, путоранский снежный баран. Он обитает на Таймыре по сей день. – Никита ждал объяснения, и Мазаев не томил его ожиданием. – Я думаю, географию вы знаете.

Никита кивнул: