Запретные цвета - Юкио Мисима Страница 39

— Не знаю, радоваться ли мне?

После этих слов Юити не посмел взглянуть в глаза своей жены. И то было бы хорошо, скажи он, не глядя на жену, громко и радостно: «Что ж, поздравляю!» Однако как раз в этот момент к ним приблизился прохожий, вынудивший его промолчать.

В пригороде на улице было малолюдно. Изломанные тени крыш тянулись по усыпанной белой галькой дороге до черно-белого перекрестка железнодорожной линии. По направлению к ним шел мальчишка в свитере со шпицем на поводке. Белое лицо мальчика наполовину заливало лучами закатного солнца. Когда он приблизился, на щеке стал заметен темно-красный след от ожога. Мальчик прошел мимо них, потупив глаза. Юити вспомнил зарево на окраине города, услышал вой пожарных машин — всякий раз, когда на него накатывало вожделение, ему мерещились эти образы. На ум ему вновь пришло это отвратительное слово «евгеника». Наконец он выдавил из себя:

— Разумеется, надо радоваться! Поздравляю.

Ясуко поникла духом — в голосе мужа откровенно прозвучало его нежелание.

Юити вел себя скрытно. Его поступки были окутаны мраком, как поведение таинственного филантропа. Однако тонкая самодовольная улыбка тайной добродетели на губах этого юноши не всплывала. В свои молодые годы он тяготился отсутствием в современном обществе отдушины для своей энергии. Что бывает скучнее образцов добронравия и прекрасных обычаев, которые не требуют приложения особенных усилий? Это невыносимое мучение оставаться целомудренным без старания научило его ненависти к женщине и морали. Если раньше он смотрел на молодые влюбленные пары с обычной завистью, то теперь пронзал их мрачным ревнивым взглядом. Он порой сам удивлялся, на какую глубину скрытности его затащило. О своих ночных похождениях он хранил мраморное молчание неподвижной статуи и, как всякая подлинная статуя, был порабощен ее формой.

С беременностью Ясуко в доме Минами стало оживленнее. Неожиданно в гости наведались Сегава, родители жены; по этому случаю устроили веселое застолье. Тем же вечером Юити опять куда-то засобирался, и мать встревожилась.

— Ты все еще чем-то недоволен? — спросила она.

— У вас такая хорошенькая невестка… Как же не отметить зачатие нашего первенца!

Юити ответил гораздо веселее, чем обычно было ему свойственно, и добрая по натуре матушка приняла его слова за сарказм.

— Что ж это такое делается? До женитьбы мой ребенок так редко выходил погулять, что я беспокоилась. А после того как сынок женился, он стал, наоборот, где-то пропадать вечерами. Нет, это вовсе не из-за тебя, Ясуко. Уж наверняка его затянула какая-то дурная компания. Ведь никто из его друзей ни разу не показался у нас в доме…

Смущаясь перед родителями Ясуко, мать вроде бы и корила своего любимого сынка, и при этом защищала его в глазах невестки.

Не стоит и говорить, что больше всего честолюбивую мать занимало счастье ее сыночка. Когда мы раздумываем о счастье других, мы бессознательно наделяем его нашими мечтаниями, чтобы они осуществились, хотя бы в иной форме, у других людей, вот поэтому мы, даже не помышляя о своем собственном счастье, в любом случае поневоле делаемся эгоистичными. Она подозревала, что Юити сразу после женитьбы предался разгульной жизни по вине самой Ясуко. Однако после известия о беременности сомнения матери отступили. «Ну, теперь Юити наверняка угомонится, — утешала она невестку. — Наконец этот ребенок стал отцом».

Болезнь почек на время поутихла, но пришли другие заботы, которые нагоняли на нее мысли о смерти. Однако болезнь еще не стала фатальной. В силу естественного материнского эгоизма ее мучило не столько несчастье Ясуко, сколько несчастье ее сыночка. Опасение, что сын женился не по желанию, а из чувства сыновнего долга, стало причиной ее тревог и раскаяния. Она рассудила, что, прежде чем в семье случится какая-нибудь катастрофа, она должна выступить в роли миротворца. Вот почему она ласково наказывала невестке, чтобы та не распространялась в доме своих родителей о похождениях Юити. К сыну тоже подкрадывалась с расспросами.

— Если у тебя возникнут сложности, о которых нельзя сказать посторонним, какие-нибудь страстишки, то поделись со мной, сделай мне милость. Я не скажу Ясуко, и все будет хорошо. Чует мое сердце, что если все так и будет продолжаться, то может случиться что-то отвратительное, что-то страшное.

После этих слов, произнесенных до известия о беременности, мать в глазах Юити предстала вещуньей. Каждая семья чревата каким-нибудь несчастьем. В принципе, между попутным морским ветром, приводящим в движение парусники, и штормовым ветром, который грозит кораблекрушением, нет разницы. Семьи и дома поддерживаются на плаву как благоприятным ветром, так и несчастьем. Тайная рука несчастья оставляет свой замысловатый автограф в уголке многих семейных портретов.

Иногда в хорошем расположении духа Юити думал, что его семья входит в разряд здоровых семей. Благосостоянием всей семьи по-прежнему распоряжался Юити. Его мать, которая даже во сне никогда не могла вообразить, что Сюнсукэ даровал им пятьсот тысяч иен, чувствовала себя неловко за приданое от семьи Сегава. И как она могла знать, что из трехсот пятидесяти тысяч иен приданого не было потрачено ни гроша! Как это ни странно, Юити смекал в делах. У него был приятель по университету, который работал в банке. В его незаконный фонд Юити вложил двести тысяч иен из тех денег, что даровал ему Сюнсукэ, и в результате этой операции имел ежемесячную прибыль в двенадцать тысяч. Ныне подобные капиталовложения перестали быть рискованными.

Ясуко случайно узнала, что ее школьная подруга годом раньше стала матерью, но ребенок ее вскоре умер из-за полиомиелита. Юити, воспринявший это известие с радостным видом, поверг Ясуко в смятение, отчего походка ее сделалась тяжелой, когда она отправилась выразить свое соболезнование. Она чувствовала, что красивые, но темные глаза ее мужа подтрунивают над ней, будто намекая: «Вот что получилось! Ведь я же говорил!»

Чужое несчастье дает нам чуточку счастья. Время от времени миг за мигом происходящие в страстной любви изменения делают эту поговорку непреложной формулой; и все-таки у Ясуко в ее романтичной голове возникали подозрения о том, что нет ничего более утешительного для ее мужа, чем несчастье. О счастье же Юити размышлял с небрежением. Он не верил в то, что называют вечным счастьем, и, кажется, в глубине души испытывал перед ним потаенный страх. Если что-то затягивалось в его жизни, его брала оторопь.

Однажды, когда они ходили за покупками в отцовский универмаг, Ясуко немного задержалась перед отделом детских колясок на четвертом этаже. Юити заскучал и настырно ткнул свою жену под локоть, чтобы поторопить ее. При этом он прикинулся, что не заметил ее вскользь брошенного на него сердитого взгляда. В автобусе, на обратном пути, Ясуко непрестанно сюсюкала с ласково прильнувшим к ней соседским ребенком. В этом жалком, грязном, слюнявом дитяти не было ничего симпатичного.

— Какой миленький малыш, не правда ли? — кокетливо, близко склонившись к Юити, сказала Ясуко, когда мамаша с ребенком вышла из автобуса. — Уж скорей бы! Хочется родить до наступления лета.