Среда обитания приличной девушки - Галина Хованова Страница 39

Итак, кроме хозяйской комнаты на первом этаже было еще три. В каждой жила семья. В одной — четыре человека, в другой — три, в третьей — пять. Итого — двенадцать. Снаружи, вдоль стены дома, на расстоянии метра от нее, был построен забор из дощечек; этот коридорчик накрывала крыша. В коридорчике спинка к спинке стояли три кровати, разделенные занавесками. Хозяйка сдавала их тоже, называя эту постройку «Экспресс Москва — Пекин». И даже желающие находились, хотя каждый житель центрального вагона жаловался, что у него в «комнате» окно, выходящее в хозяйскую комнату. А хозяева очень любят жареную рыбу. И весь запах концентрируется именно у него в вагоне. Итого (считаем?) двенадцать плюс три — это пятнадцать.

Этаж второй — в одной большой комнате жили мы. Но в одиночестве мы находились только три дня — там стояло пять коек. Еще три девушки появились совершенно неожиданно для нас, но оказались вполне мирными и, к нашей радости, активными — они редко бывали дома, что приятно.

А койки койками назвать рука не поднималась. Мое ложе было не знаю из чего, но для того, чтобы заснуть, приходилось придавать телу сексуальный изгиб. Когда я все-таки заинтересовалась, что же такое подо мной, выяснилось, что вместо матраса на этом чем-то лежат три черных мужских пальто с жесткими плечами. Вот промежду этих плеч я и изгибалась.

Кроме этой большой комнаты было еще три маленьких. В двух из них жили еще более-менее ничего, поскольку кроме трех коек в каждой еще умещалось по тумбочке и журнальному столику. А вот в третьей располагалась молодая пара, поскольку кровать там была только одна, зато двухспальная, и, открыв дверь, нужно было сразу залезать на кровать. Для этого обращенная к двери спинка кровати была отвинчена. Чемодан стоял под кроватью, поэтому, чтобы достать что-нибудь из чемодана, нужно было выползти в коридор.

Теперь опять посчитаем. Пятнадцать на первом этаже, на втором 5 + 3 + 3 + 2 = 13. Пятнадцать плюс тринадцать — это двадцать восемь. Но это опять не все. Склонная к романтике хозяйка организовала проживание молодежной компании из восьми человек в сарае — это двадцать восемь плюс восемь — тридцать шесть. И это только постоянный контингент.

Но к ночи наше количество увеличивалось. Предприимчивая Клавдия Петровна на ночь расставляла в саду раскладушки, отгораживала их друг от друга простынями и называла это мероприятие «Аллея любви». Ночующих под открытым небом было от одного до десяти за ночь.

Ладно, ночи в Крыму теплые. Им бы было, может, и здорово, если бы не коварный петух, который тихо-тихо, на цырлах, выдвигался из курятника, подкрадывался к спящему на раскладушке человеку, балансируя крыльями, устраивался на краю раскладушки и НАЧИНАЛ ОРАТЬ, СКОТИНА, В ПЯТЬ УТРА!!! Если проснувшийся в адреналиновом припадке человек пытался поймать наглую птицу и свернуть ей шею, петух рысью убегал за дом, ждал там перемен, а потом выходил и повторял издевательство над жертвой. Причем жертву он выбирал одну и издевался над ней до тех пор, пока отчаявшийся курортник не поднимался ни свет ни заря. И, может быть, к лучшему, потому что тогда ему не грозила участь быть затоптанным остальными тридцатью пятью отдыхающими, которые устремлялись поутру к сортиру. Кстати о сортирах — там постоянно были сломаны защелки, что придавало особую пикантность посещению этих заведений.

Клавдия Петровна была шалунья. Ах, как она рассказывала про снег, единожды, на ее памяти, выпавший и не сразу растаявший.

— А какого снеговика мы слепили! — умиленно вспоминала она. — С во-о-о-от такими синими яйцами! — И показывала руками величину снежных мудей.

Пошла я поутру на рынок. Проходя мимо Клавдии Петровны, поздоровалась, разговоры разговаривать не стала, поскольку торопилась — нужно было еще успеть на пляж. И только на обратном пути с рынка поняла, что на меня как-то странно посматривает народ. Оказалось, что, когда я проходила мимо хозяйки, она прицепила к моей юбке прищепку с веревочкой. Незаметно. К веревочке были привязаны перышки, фантики и тряпочки.

— А что — очень красиво! — хихикала она на мои возмущенные потрясания веревочкой у нее перед носом.

А потом она направила ко мне юношей в количестве трех штук, когда я мылась в бане. Уверила их, что баня совершенно свободна.

Конечно, мы были смущены все, поскольку времена были тогда гораздо более пуританские, чем сейчас.

— Ну-ну! — сказала я себе. — Мстя моя будет, может, и не страшна, но будет.

И заняла наблюдательную позицию на верху лестницы. И дождалась, когда Клавка сама пошла мыться. И, конечно, отправила к ней в баню одного из отдыхающих с «Аллеи любви». Ха! Она кричала так же громко, как смеялась надо мной.

А еще она по вечерам выносила баян и пела матерные частушки, развлекая отдыхающих.

В комнате у нее стоял огромный сейф, куда она складывала деньги, золото и паспорта отдыхающих. А не сдашь деньги и документы — она не сдаст тебе койку. Сейчас я понимаю — правильно, чтобы не потеряли важное, чтобы не ограбили вечером и чтобы хватило денег расплатиться за комнату. Народ-то был, в основном, молодой. Деньги она выдавала жильцам под роспись, несмотря на то, что это были их деньги.

А вы говорите — три звезды в Турции могут быть не комильфо.

Если вы думаете, что после попыток членовредительства мы с Ленкой никогда в жизни не разговаривали, — так нет. Остальной отпуск прошел хорошо. Она больше не пыталась делать из меня мамочку, я никуда не окунала ее лицом, она не метала ножи. Но больше мы в отпуск вместе не ездили никогда.