"Угрино и Инграбания" и другие ранние тексты - Ханс Хенни Янн Страница 39

Из писем Райнера Марии Рильке мы знаем, что та морская поездка выпала на, может быть, самый мрачный, самый противоречивый год его жизни, когда он готов был признаться в беде, которая рано или поздно обрушивается на каждого, кто творит: «Я больше не могу...»

В рассказе встречаются фразы, дословно близкие тем, что употреблены в романе (и потому несколько проясняющие замысел «Угрино и Инграбании»). Они будут отмечены ниже.

Стр. 35. Наконец я заметил человека, растянувшегося вдоль киля спасательной шлюпки. <...> ...но потом подумал, что кто-то ведь вложил мне в карман Новый Завет. Ср. в рассказе, записанном со слов Янна Вальтером Мушгом (1933):

Тут я внезапно услышал, как из спасательной шлюпки чей-то голос спросил: «Мы уже затонули?» Человек, лежавший там, был не жив не мертв; он представился как Hotelier [5]из Берна. У меня, как всегда, был в кармане мой Новый Завет, и я переживал все происходящее с неколебимой уверенностью, что мы будем спасены.

Ср. в рассказе «Кораблекрушение и кое-что сверх того» (1953):

Я ощупал в нагрудном кармане тоненькое издание Нового Завета, придававшее мне уверенность, что я неуязвим. Не избран или призван, но защищен. <...>

Я приблизился к спасательной шлюпке.

- Мы уже затонули? - спросил он.

- Мы не затонем, - ответил я.

- Откуда вы это знаете?

- Я знаю, что мы не затонем. Судно, на котором я нахожусь, не затонет.

Это было мое убеждение. Высокомерие веры. <...>

На устах у меня не было молитвы. Я был лишь переполнен. Моим ощущением жизни.

Стр. 36. В обеденном салоне один человек духовного звания не перестает проповедовать, люди стоят перед ним на коленях и молятся; но он страдает от морской болезни. Он выкрикивает: «Среди нас должен быть великий грешник! Мы все грешники, и только святой может нас спасти». Ср. в рассказе, записанном Мушгом (эпизод в гавани, после спасения судна):

В гавани стояла целая вереница экипажей с дамами-благотворительницами, которые, не задавая лишних вопросов, приняли нас и отвезли в отель за пределами Вюка (теперь это санаторий). По пути я узнал, что в корабельном салоне разыгрывались ужасные сцены. Все молились, пока по помещению летали бутылки и стулья, а один поэт, воздев руки горе и то и дело сблевывая, торжественно провозгласил, что на борту, дескать, находится святой, который проведет нас невредимыми сквозь бурю.

Стр. 39. Вскоре мы уже стояли перед экипажем, и чужак втолкнул меня внутрь, с... > Я хотел выпрыгнуть и убежать, но ноги не слушались; кроме того, в экипаж втолкнули двух не знакомых мне женщин, и теперь я стыдился себя. Они не произносили ни слова. Ср. в рассказе «Кораблекрушение и кое-что сверх того»:

Когда мы, в сопровождении двух помогавших нам кораблей, достигли мола в гавани Вюка, ураган разразился с прежней силой.

На набережной нас ждали запряженные лошадьми дрожки. Пассажиров, без всякого разбора, распределили по экипажам. Я попал в один экипаж с двумя пожилыми дамами - весьма полными, насколько я помню - и ребенком. Кожаный верх опустили. Мягкие сиденья пахли застарелой пылью. Дверь с никелированной обкладкой осторожно прикрыли. Лошади натянули вожжи. Мы тронулись. Я не знал, куда мы едем. Я был теперь в нереальности. Ребенок вскоре заснул. Обе дамы вели такие речи, будто только что восстали из мертвых. Прислушиваясь к их разговорам, я узнал обо всех ужасах, творившихся в пароходном салоне. И о том, что в момент предопределенной гибели случилось чудо. Дескать, какой-то юноша пятнадцати или шестнадцати лет спас спас пароход от крушения своей нерушимой верой. Юноша покорил бурю. Он встал к штурвалу, когда капитан, растерявшись, бросил судно на произвол судьбы...

Я далеко не сразу понял, что речь идет обо мне.

Сколько-то времени мы двигались по улицам, с домами слева и справа. Потом, должно быть, выехали на проселочную дорогу: мне казалось, я время от времени различаю колосящееся поле или лес. Я подумал, что вот и уезжаю из мира: я не мог представить себе, что эта поездка когда-нибудь завершится. Отрывок напоминает последний фрагмент романа Ханса Хенни Янна «Это настигнет каждого» (русское издание, стр. 348-349), где два друга, встретившись после смерти на площади Копенгагена, уходят по улицам реального города в потусторонний мир:

Они продолжали свой путь в сторону Цитадели, дошли до станции «Восточные ворота» и повернули направо. Некоторое время они двигались вдоль железнодорожного полотна; но потом свойства улицы изменились из-за всякого рода подмен. Она сделалась совершенно безлюдной и, похоже, теперь полого поднималась вверх. Сперва друзья вообще этого не заметили. Но по прошествии какого-то времени, довольно большого, они вдруг увидели, что находятся вне пределов города. Справа и слева от дороги выстраивался ландшафт, который, казалось, состоял лишь из красок, ничего им не говорящих. Они как будто распознавали поля; но было неясно, растут ли на этих полях культурные злаки или только буйные травы. Леса, возникавшие вдали и похожие на тучи или на незавершенные горы, имели тот же цвет, что и поля по обе стороны от дороги. Друзья, не чувствуя усталости, шагали дальше и вскоре поняли: прямая как стрела дорога, по которой они идут, похоже, уводит в бесконечность. <...>

Стр. 40. Потом мы проехали по ровной мостовой и остановились в каком-то дворе, окруженном домами... <... > ...ко мне подошел монах с фонарем., взял меня под руку и повел вверх по наружной лестнице. < > Потом он отворил какую-то дверь и предложил мне войти. Ср. в рассказе «Кораблекрушение и кое-что сверх того»:

Перед большим зданием, где-то далеко в ночи, коляска остановилась. Сосны шумели и нагнетали ощущение одиночества. Незнакомые люди с лампами спустились по внешней лестнице. Меня повели наверх. Кто-то нес мой багаж. В доме меня встретил тот человек из спасательной шлюпки. Он, должно быть, прибыл раньше меня.

- Рильке болен, - сказал он. - Я распорядился, чтобы его уложили в постель. Ты его увидишь завтра. Я провожу тебя в твою комнату. Мы еще поужинаем вместе.

- Где мы? - спросил я. - Боюсь, такой отель мне не по карману.

- Не бери в голову! Пароходство возьмет все расходы на себя.

Стр. 40-41. Теперь я хотел заговорить; но он тотчас покинул меня. Оглядевшись, я обнаружил чистую постель и коричневую кафельную печку... <... > Я подошел к окну... <... > Я себя чувствовал так, будто сердце от неопределенности вот-вот разорвется; хотелось что-то высказать; но я сам не понимал, что. Ср. в рассказе «Кораблекрушение и кое-что сверх того»: