Огнем и водой - Дмитрий Вересов Страница 39

– Это для тебя – лавчонка, – объяснила раздраженно Дина, – только через нее проходят очень приличные деньги. А вопросы… Не знаю – может, материал у них краденый!

Акентьев развел руками: мол, ничего теперь не попишешь. Неведомый Моисей Наппельбаум и его проблемы Переплета не могли волновать.

– Вот ведь бедный старик, – Дина иногда впадала в сентиментальность, особенно когда дело затрагивало ее интересы. – Сначала избили, теперь такие неприятности… Как ты думаешь, он выкрутится? Может, у него какие-нибудь знакомые наверху?

– Наверняка весь мировой сионизм поднимется на защиту этого твоего Наппельбаума! – язвительно проговорил Акентьев. – А откуда ты о нем столько знаешь – вы там что, чаи гоняете между делом?

– А ты ревнуешь? – усмехнулась Дина. – Кстати, там ведь работает твоя одноклассница.

– Где, у этого Моисея? – удивился Переплет.

– Ну да, так мне Владимир Васильевич сказал! Альбина… Кстати, очень странно, что ты Алю так все время называешь – может, влюблен был когда-то, а?! Я ведь женщина умная, все пойму. Девочка, правда, так себе – блеклая какая-то. Не твой тип, правда, Саша?

Она пристально посмотрела Акентьеву в глаза. «Этого еще не хватало», – подумал про себя Переплет.

И пожал плечами – понимай, как знаешь!

Тем же вечером, когда Дина убралась к подругам, Переплет позвонил отцу. Сам он уже достаточно хорошо ориентировался в городском аппарате и знал, кто может помочь в таком деле. Прежде, однако, он хотел посоветоваться. «Действовать лучше опосредованно», – решил он. Он только укажет, к кому следует обратиться, а дальше пусть отец подключит свои собственные связи. Ну а если не выгорит, придется лично вмешаться. Пока же подставляться рано.

* * *

Домовой хмуро разглядывал электробритву. Вот уже вторые сутки, несмотря на все его усилия, прибор категорически отказывался работать. Вадим попытался разыскать гарантийный талон, но тот исчез бесследно. В прежние времена Гертруда Яковлевна занималась хранением всех этих нужных бумажек – талонов, квитанций, чеков. Сам Иволгин засовывал их куда попало. Впрочем, в магазин он бы все равно не пошел. Вадиму казалось неудобно устраивать разбирательство из-за такой мелочи, как бритва. К тому же он вспомнил, что и срок гарантии должен был уже закончиться, а значит, вопрос снимался окончательно.

Он поискал старую отцовскую – кажется, она где-то валялась на антресолях. Однако после того, как на антресолях похозяйничал Марков, найти там что-либо стало совсем невозможно. Вадим покачал головой. Может, и так сойдет? Провел рукой по подбородку. Ох, как не любила Верочка даже эту мягкую щетину – посему Вадим не стал прижиматься к дочке щекой, как обычно, а ограничился поцелуем в лоб. Но, в конце концов, жили же люди без электробритв – обойдемся обычным станком.

С недавним отъездом Кирилла жизнь Вадима Иволгина потекла своим чередом, только стала эта жизнь не в пример тоскливее. Он изо всех сил боролся с меланхолией, усугубленной совершенно неподходящим в его положении чтением. Медицинская, довоенного еще издания, энциклопедия, которая была вытащена на свет божий во время Верочкиной болезни, пугала впечатлительного Домового жуткими болезнями, симптомы которых он начинал незамедлительно обнаруживать у себя. А вот Маркова, как он помнил, страшная книга очень интересовала, особенно та ее часть, которая касалась различного рода травм и тяжелых заразных болезней. Можно было подумать, что Кирилл не на гастроли отправляется, а куда-то в далекие тропические страны, где бессмысленно рассчитывать на медицинскую помощь.

«Опустела без тебя земля», – мурлыкал Вадим в усы, подпевая приемнику на кухне, и тут же суетливо плевал через плечо. А вести от путешественника приходили редко – то телеграмма, то открытка. Лаконичные строки и ничего между строк.

Обычно так и бывает, когда кончаются деньги, – проблемы, прежде не беспокоившие Вадима, стали напоминать о себе все чаще. Закон подлости. Почему-то в жизни чаще всего торжествует именно этот неписаный закон, независимо от времени и государственного строя. А ведь если бы Никита Сергеевич держал слово, то Вадим Иволгин жил бы сейчас при коммунизме и не мучился денежным вопросом. «Вот так становятся диссидентами», – подумал он, глядя на злополучную бритву. Но на диссидентство у Домового просто не хватало времени. И если бы дело было только в этой проклятой бритве!

Вадим надеялся, что рано или поздно ее починит. Как только решит вопрос с утюгом, который, по всей видимости, решил переквалифицироваться в обогреватель, – как-то утром его пластмассовые бока оплавились раньше, чем Вадим заметил, что происходит. Вскрыть утюг не удалось – видимо, внутри все уже спаялось намертво. И запас глаженых рубашек теперь быстро таял. С брюками было просто, по студенческой привычке – смочить и под матрас. Рубашки такой процедуры не допускали, так что пришлось, в конце концов, занять утюг у соседа.

Один из героев Рабле знал шестьдесят три способа добычи денег. Спустя века Остап Бендер говорил уже о ста – явный прогресс. Однако все эти способы мало подходили законопослушному Вадиму. Оставалось только выиграть в лотерею или найти кошелек с деньгами. Только кошелек он непременно отнес бы в бюро находок, а в лотерею Домовому никогда не везло. Значит, оставался труд честный.

Тут возникала другая очевидная проблема – не с кем оставить Верочку. Впрочем, в любом случае его академический отпуск подходил к концу, так что с дочкой нужно было что-то придумывать, даже если бы Вадим купался в деньгах. И выход был только один, подсказанный и жизнью, и сестрицей Ленкой, которая теперь звонила регулярно – примерно в полдевятого вечера, когда Вадим заканчивал смотреть с дочкой «Спокойной ночи, малыши!». После передачи телевизор обычно выключался – Иволгин, убедившись, что советские средства массовой информации игнорируют успехи Кирилла Маркова, перестал смотреть программу «Время». Правда, жалобы Ленки на неудобства, связанные с беременностью, были ненамного интереснее репортажей о битвах за урожай или за качество, перемежаемых выступлениями чернокожих послов из дружественных стран.

Домовой с ужасом ожидал появления на свет племянника – пол ребенка Лена определила давно по каким-то мудреным народным приметам. Как он хорошо знал по собственному опыту, нет ничего тоскливее, чем рассказы о проблемах с пищеварением чужих малышей. Очередной звонок сестры застал Вадима за архиважным делом – Верочка принимала ванну, радостно била ладошками по воде, разбрызгивала пену и разбрасывала игрушки – у нее было отличное настроение. Иволгин прикрывал ей ладонью глаза – стоит попасть в них мылу, и начнется жуткий крик. Щекой он прижимал к плечу трубку, жалея о том, что природа не снабдила его в придачу третьей рукой – это было бы очень кстати. Всем отцам-одиночкам – дополнительную конечность! У Луи де Фюнеса, кажется, была такая в одном из фильмов про Фантомаса.

– Привет, Лена, я тут немного занят! – Он отобрал у Верочки губку, которой она пыталась намылить безрукого пупса. Дочка расстроилась, и ему пришлось помыть и целлулоидного инвалида.

– Нет, тут не три, тут четыре руки нужно! – приговаривал Домовой. Верочка вертелась и хихикала. – И желательно – женских, твое счастье, что ты еще ничего не понимаешь…