О, Мари! - Роберт Енгибарян Страница 39

Все это так или иначе доходило до чекистов, которым очень хотелось обезвредить какую-нибудь националистическую или диссидентскую группу, еще лучше – с выходом за рубеж. Кроме того, отец каждодневно внушал мне, что я очень удобный объект для доблестных чекистов. Все признаки налицо: отец идеолог, дед по материнской линии – недобитый враг, сосланный на пятнадцать лет, сам я крепко дружу с девушкой, родители которой официально обратились с просьбой выпустить их из советского «рая»… Все это я прокрутил в голове, пока шел к декану.

В приемной рядом с секретарем сидел молодой голубоглазый русский парень, в котором я узнал одного из прикрепленных к университету оперативников КГБ. Мы были знакомы, поздоровались за руку. Его присутствие меня обеспокоило, но особых причин я не находил. Может, во время дискуссий допустил грубую идеологическую ошибку? Маловероятно, да и не докажешь. Никто такие показания не даст, даже Стукач (так мы между собой называли Князя). А может, это что-то связанное с Мари? Тоже маловероятно. Хотят меня завербовать? Версия не выдерживает критики: все знают, что я импульсивный, резкий, не избегаю конфликтов и чересчур высокого мнения о себе. Все эти качества противопоказаны для такой тихой, неблагородной, прямо сказать, подлой работы. Да и стукачей, таких как Князь, и без меня полно, они с таким энтузиазмом возьмутся за дело, что их еще надо будет утихомиривать, предадут всех – и Ленина, и Христа. Тогда что? Все мы с детства были наслышаны о представителях органов госбезопасности, так что любая встреча с ними вызывала бурные эмоции, и я снова и снова обдумывал всевозможные версии.

Секретарь, девушка по имени Аида, была моей соседкой по дому и хорошей знакомой – я учился вместе с ней и ее мужем на первом курсе на вечернем отделении. Иногда она тайно давала списать мне и Рафе хорошие курсовые работы, поступившие в деканат, – разумеется, не все, потому что по любимым мною дисциплинам я выполнял курсовые сам, но были и такие разделы, которые я не жаловал, например колхозное, семейное или финансовое право. На мой немой вопрос, почему я здесь, Аида пожала плечами. В кабинете декана за столиком сидел незнакомый человек лет пятидесяти, армянской внешности. Декан представил меня и вышел.

– Как рука, сухожилие не сильно повреждено?

Месяц назад я действительно получил травму во время рейда оперотряда. Интересно, откуда он знает об этом малозначительном инциденте?

– Все нормально. Сухожилие, к счастью, пострадало лишь частично, но пришлось сделать двухчасовую операцию и наложить несколько швов.

– Покажи руку. Пальцы нормально работают?

– Не жалуюсь. Все уже восстанавливается, только большой палец пока не сгибается.

– Мешает писать?

– Ничуть.

– А как твоя подруга-француженка перенесла твое ранение?

– Я сказал, что повредил руку на тренировке, поэтому наложили лангет.

– Дело еще рассматривается?

– Да, но уже предъявлено обвинение в нанесении легких телесных повреждений и меня признали потерпевшим.

– Что-то новое известно об обвиняемом?

– Обычный уличный хулиган, в рукавице держал хирургический ланцет. К сожалению, я его не заметил. Думаю, это случайность.

– Но твои друзья перестарались. У парня тяжелое сотрясение мозга, перелом ребер.

– Сочувствую, но после случившегося у него, думаю, пропадет охота орудовать на улице острыми предметами.

– Почему не спрашиваете, кто я такой?

– Мне и так ясно.

– А более конкретно?

– Вы – в кабинете нашего декана, он, бывший заместитель министра иностранных дел республики, скромно удалился, это уже говорит о многом. К тому же в прихожей сидит оперативник КГБ Виктор Луценко, которого я знаю. Значит, вы из известной организации. Только сомневаюсь, что такой маленький инцидент привлек ваше внимание.

– Вы догадливый молодой человек. Не исключаю, что при определенных обстоятельствах вас может ждать неплохая карьера и интересная служба. Советую оставить оперотряд и уличные драки. Понимаю, для вас это азарт, высокое место в молодежной иерархии, да еще и продолжение спорта, только уже на улице. Но однажды, друг мой, удар ножом или ланцетом попадет в другое место, и вы останетесь инвалидом или все кончится еще хуже. К тому же скоро вы закончите университет. Пора подумать о дальнейшей жизни.

«Все-таки, чего хочет этот мужик и куда он клонит?» – подумал я.

– Вам интересно, кто я и чего хочу от вас? – собеседник словно читал мои мысли. – По словам декана, для вас, как одного из лучших студентов, предусмотрена дипломная работа в Московском университете и стажировка в Генеральной прокуратуре. Возможно, мы предложим вам другую, более интересную схему: полугодовую ознакомительную стажировку в Москве, но в другом учреждении, не менее почетном, чем Генпрокуратура.

– Можно узнать, что это за учреждение?

– Скажем так – почти военное. Мы учли, что по академическим показателям вы хороший студент, если не сказать – лучший, член КПСС, общественник, родители – интеллигентные, известные люди. Ну, драки, спорт, шалости, ореол бесстрашного рыцаря в глазах студентов и особенно студенток – будущих филологов оставим позади. Когда-нибудь мы все взрослеем. Пора вам, дружище, оставить оперотряд, провести преддипломную работу, пройти стажировку и начать взрослую жизнь. Кем вы себя видите? Какую область деятельности предпочитаете?

– Я бы предпочел заниматься наукой, возможно, преподаванием…

– А как же правоохранительная деятельность? Ведь вы с таким рвением занимались оперотрядом!

– И такую работу не исключаю, если учесть, что для поступления в очную аспирантуру необходим трехлетний стаж по специальности. Но все же предпочитаю гражданские правоохранительные органы. На то у меня есть некоторые причины.

– Что ж, будем считать, что наше знакомство состоялось. Я – полковник КГБ, начальник управления внешней разведки Григорий Аршакович Оганезов. Да, кстати, как я понимаю, у вас серьезные отношения с девушкой – диктором с телевидения. Во всяком случае, вы, по-моему, дружите уже более трех лет?

– Да, ваша информация верна, но она вряд ли имеет какое-то отношение к нашему разговору.

– Давид, о нашей беседе пока никому ничего не говорите, ни отцу, ни декану. Впрочем, мы только познакомились, и неизвестно, будет это знакомство иметь продолжение или нет. Но тем не менее.

Через день-два я забыл об этом разговоре, хотя иногда с какой-то внутренней тревогой вспоминал о нем. Но прямо перед летними каникулами, когда я только что сдал последний сессионный экзамен и через несколько минут должен был встретиться с Мари, меня вызвали в комитет комсомола университета.

– Давид, – обратился ко мне первый секретарь комитета Альберт Сагикян, худощавый, симпатичный человек, к сожалению, рано ушедший из жизни, – спасибо за хорошую работу. Конечно, были перегибы, и немало, но в основном вокруг университета установилась спокойная обстановка. Хулиганье и уличная шпана теперь на пушечный выстрел к нему не подходят. Хорошая работа оперотряда и лично твоя очевидны. Мы представили тебя к награждению грамотой ЦК комсомола республики.