С волками жить - Стивен Райт Страница 39

– Когда остановимся заправиться.

– Ага, а это когда?

Шофер пожал плечами.

– Через час-полтора.

– Тут притормозите. Я в кювет отолью.

– Не могу, – сказал шофер.

– Какого?..

– Знаки видите? Нет остановки, кроме аварийных случаев.

– Блядь, это аварийный случай.

– Это мне решать.

– Послушайте, – сказала Айрил, считывая знак, – «Зона отдыха – двадцать пять миль». Мы же там могли бы остановиться, правда, Том?

– Том? Том??

– Двадцать пять миль? Бля-а-а. Я столько не продержу.

– Ты – взрослый крепкий парень, – сказал шофер.

– У тебя получится, – заверила его Айрил.

– Я же сказал, мне сейчас надо. Ты от меня чего хочешь – чтоб я его в окно выставил?

– Лас, – сказала Айрил. – Веди себя прилично.

– Ты со мной говоришь или с ним? – Что-то произошло, пока он спал, что-то злое, как будто сам воздух сменился, его полностью высосало из машины и заместило смесью подложных газов, от которых изменился состав его мозга. – Да надень ты свои чертовы штаны! – завизжал он Айрил. – Думаешь, ему это не нравится?

– Ну, мне казалось, в этом и была мысль.

– Дура ты, у тебя не может быть мыслей.

Оттуда, где она сидела, ей видна была глубина колодца пассажирской стороны посреди сумбура дорожного мусора и мятых газет – «СВЯЩЕННИК РОДИТ ЖИВУЮ РЫБУ», рукоять пистолета с накладкой лежит в заряженной своей потенциальности, сценарии подымаются роями, словно рассерженные осы.

– Мы берем твой мочевой пузырь в заложники, пацан, – пошутил шофер. – Веди себя хорошо, если хочешь снова увидеть его целиком.

– Блядь. – Ласло отвернулся, чтобы выглянуть в окно. Как задолбала эта грязь. – Бля-а-а-а, – вымолвил он так медленно, как только мог протянуть.

– Перепил «Колта» на завтрак, – произнесла Айрил. – Эта срань через тебя проходит, как по стремнине.

Ласло вообразил, как расслабляется, орошает весь драный салон машины, брызжет золотыми нимбами на бурундучью голову шофера.

– Послушай, – сказала Айрил. – Я буду считать мили на этой штуке. Ты удивишься, до чего быстро миля проезжается. Типа сейчас нам уже, наверно, двадцать три осталось, так, что у нас там цифры говорят, четыре пять один… Сдвиньте руку, Том, мне не…

– У кого-нибудь чашки есть? – поинтересовался Ласло.

– Ты что это собрался делать? – спросил шофер. – Выпить на удачу?

– Я считаю, – проговорила Айрил. – Цифры катятся мимо.

Осторожно Ласло подался вперед, чтобы вложить непосредственно в волосатые завитки незащищенного шоферского уха:

– Аглон Тетаграм Вайхеон Стимуламатон. – Он продолжал: – Эрохарес Ретрагсамматон Клиоран Икион Эситион.

– Еще милю проехали, – объявила Айрил.

– Да что с тобой такое, сука? – произнес Ласло последней из пятисот гримас, какие она ему засвечивала с тех пор, как он проснулся, и потайному семафору ее рук, что показывали ему вперед – вперед чего?

– У дружка твоего язык без костей, а?

– Он с вами больше не станет говорить, – пояснила Айрил. – Он в этом смысле очень упрямый.

– Канда Эсс Тротта Монтос, – шипел Ласло, – Эадрикс Нутт Носфератус Канда Эмонтос Канда. – Его дьявольский взгляд уперся в загривок шоферу, в окружающую бахрому нестриженых волос жесткими кудряшками, что были как когти, в недостаточную шею, чей внешний вид, чья инакость были мерзким оскорблением для взгляда адепта. Ум его мчался и мчался, обгоняя машину, забегая поперед его мыслей, фибриллируя, как нездоровое сердце, пока вдруг не остановился, не замер намертво, всякие действия по предположению у него прекратились, и сквозь его перегретое тело одной долгой непрерывной волной опустился чистый бодрящий холод. Вот теперь он улыбнулся. Теперь мог он отползти назад в той же беззаботной позе, как и когда спал, тот же дорожный декор зудел мимо его полуприкрытого веками взгляда.

– Уй, бля, – провозгласила Айрил. – Я сбилась с чисел на штуке с милями.

Зона отдыха имени Уильяма Х. Бонни ^[64] представляла собой одну громадную парковку, одно кирпичное зданьице, несколько деревьев для тени и пару зеленых столов для пикника – неделей раньше место изнасилования и попытки убийства одним или более неустановленными незадержанными подозреваемыми. Айрил и Том решили подождать в машине.

– Эй! – крикнула Айрил в открытое окно. – Возьми мне диетический «Спрайт».

Ласло не остановился.

– Тут, к черту, не буфет, – ответил он, не оборачиваясь.

Должно быть, он оставался без движения целых три минуты перед стальным урыльником в совершенном порыве очистительного блаженства, все взбрыки и узлы последних нескольких часов безумным скользом понеслись вниз по стоку и наружу. Долгий путь до столь сладкого облегченья. Мораль сегодняшнего урока: если пьешь, удостоверься, что ты едешь один. Он встряхнулся, любуясь изобретательными выкрутасами множества хуев и пёзд, нарисованных карандашом, чернилами и вырезанных на стенных плитках на удобном уровне глаз. Застегнулся, глянул на себя в зеркало. У клевизны есть лицо? Даже не спрашивай. Так, вот план. Машина уже его, тут никаких сомнений. Он дотронулся до кармана. У него гравитационный нож и воля его применить. Спроси одну невезучую кошку. Мистер Шофер – уже история, ага. Ты мне говно впариваешь – так я из тебя говно выпарю. Кровь на асфальте. Убери ногу, а то сдам на нее задним ходом. Ага.

Он вышел к машине и обнаружил, что ее там больше нет. Минуточку. «Форд Галактика», нет? Какого-то дикого зеленого оттенка, года 69–70-го? Ничего под солнцем на стоянке такому описанию не отвечало. Он вернулся в уборную, методично обыскал мужскую, женскую – одну вонючую кабинку за другой, отчего некий сиделец поинтересовался, не пидарок ли он, а несколько переполошившихся фемин пригрозили натравить на него своих мужей. Выбрался наружу, прошел по всей стоянке с конца до конца, разглядывая модель каждого транспортного средства, их внутренности – не отыщутся ли там знакомые предметы. Постоял перед кирпичным зданьицем, ухоженной живой изгородью, пламенеющими геранями, замусоленные путешественники обоих полов и всех возрастов, кому требовалось отлить, учтиво огибали его смутно тревожную фигуру, а он снял фасонные солнечные очки и швырнул их на мостовую, и подошва его списанного воинского ботинка решительно размолола треснувшие желтые стекла в мелкий сахар.

Над головою в федеральном полотнище трепетал ветер, зажим на его раскачивавшемся фале безутешно блямкал о высокую полую мачту, пустой морской звук загубленного хронометра, отбивающего несуществующий час, и растянутая тень флагштока наискось падала на купе и седан, на машину за хозяйской машиной, выползала на пустую стоянку, где у нее с кончика на горячем цементе неистово крутилась трепетливая черная клякса, словно зверушка на привязи, которой хочется на свободу.