Кот Федот. Книга первая - Олег Валуйский Страница 39

– Чё ты, Толян, всех своих девок вечно набухиваешь? – ехидно поинтересовался Женька – смешной очкарик с неизменно взъерошенной причёской. В школе он, судя по всему, был самым настоящим «ботаником», а теперь, нюхнув свободной студенческой жизни в чужом городе, изо всех сил пытался казаться развязным и «неправильным». – У тебя с ними по-другому не получается, что ли?

– Да не набухивал я её, она сама! – принялся оправдываться Толик. – Налетела на эти свои «лонг-айленды» да «космополитены»… Капец, как будто год никуда не выходила. Хотя ведь при бабках – вон ей родаки какую хату в центре снимают.

– Жека, ты просто не въезжаешь, – вступил в разговор кто-то третий. Его голос Света хоть и не сразу, но тоже узнала: это был Сашка, низкорослый, коренастый самбист, учившийся, несмотря на свою кажущуюся непутёвость, весьма прилежно. – Это она специально накидалась, чтобы ей наш Анатолий не таким чучелом казался…

Света знала, что перешучивавшиеся за дверью парни были из комсомольской общажной компашки. А причина, по которой они заявились на пары так рано, заключалась, скорее всего, в том, что они всю ночь где-нибудь куролесили. Так или иначе, входить в аудиторию и прерывать эту высокоинтеллектуальную беседу Свете совсем не хотелось. И тут бы ей плюнуть на праздно чешущих языками обормотов и отправиться в столовую за горячим кофе… Но рядом с ними она очень уж часто видела Вадима. Что если он тоже там, внутри?

– Дурак ты, Саня! – незлобиво огрызнулся на приятеля Толик. – Завидуешь – завидуй молча. Короче, на чём это я?.. А, вот! Приехали мы, значит, к ней. Поднялись, ну и сразу в спальню. И только-только у нас самое интересное началось, как она такая: «Ой, подожди…» Спрыгнула с кровати – и бегом из комнаты. Я прям обалдел. Думаю, что она там, утюг забыла выключить? Или рыбок покормить? А потом слышу: она, оказывается, в туалете с унитазом обнимается. Причём выворачивало её знатно – так, что там аж стены тряслись…

Из-за двери раздались весёлые смешки, и Света, неприязненно поморщившись, уже начала было разворачиваться. А довольный рассказчик, явно расплываясь в широченной ухмылке, завершил-таки своё пикантное повествование:

– В общем, посидел я, послушал, как ей там без меня хорошо и весело, а потом собрался и свалил. Вот такая вот, блин, пай-девочка…

– Кстати, про пай-девочек! – оживился Женька. – Вадя, ты когда уже эту конопатую оприходуешь? Ну эту, как её там, Светку. Она ж по тебе вон как прётся!..

Света, вздрогнув, застыла на месте. Она, естественно, тотчас поняла, что речь шла о ней. Но самое главное заключалось в том, кому был адресован этот вопрос.

– Да на хер мне эта целка сдалась? – услышала она равнодушный голос Вадима. – Видно же, что деревянная, по-любому ни фига не умеет.

– Да ладно, чё ты? Нормальная краля! – неожиданно вступился за одногруппницу Толик. – Сиськи есть, задница вообще огонь.

– Ну а чего ты тогда тормозишь? – фыркнул Вадим. – Забирай, дарю. Как раз обкатаешь тёлочку.

– Точно, Толян, давай! – воскликнул Женька, и его голос дал петуха. – Кино там, цветочки, туда-сюда, – он мерзковато гоготнул. – А там и чему нехорошему её научишь!

– Слышь, советчик, а ты чего так возбудился-то, а? – поддразнил его Сашка. – Ты там что, свечку держать собрался?..

Больше Света ничего не слышала. Возникший в её ушах дребезжащий гул сделался настолько сильным, что какие-либо внешние звуки просто-напросто перестали достигать её сознания. Она ещё какое-то время потопталась на месте, затем развернулась и, ничего перед собой не видя, медленно пошла обратно к гардеробу…

…Света моргнула, стряхивая с себя минутную задумчивость, и её взгляд, направленный в тёмное окно, вновь стал сосредоточенным и осознанным. С тех пор прошло немало лет, и сейчас Света понимала, что тогда она всего-навсего нечаянно наслушалась пошлого, несуразного мальчишеского трёпа. Когда каждый из разевающих рот молокососов готов ляпнуть что угодно, лишь бы хоть как-нибудь польстить своему болезненному, ничем ещё, по сути, не подкреплённому самолюбию.

Однако вспоминать тот день ей было неприятно до сих пор. А помнила она его, как назло, очень хорошо. Она помнила, как вернулась домой. Как переоделась в джинсы и толстовку. Как смыла макияж. Как опять пошла на улицу и в ближайшем магазине купила пачку сигарет. Как, кутаясь в тоненькую ветровку и давясь едким дымом, сидела на мокрой лавке посреди пустынного бульвара – прямо под моросящим дождём.

Она помнила, как, с трудом сгибая одеревеневшие от холода пальцы, вытащила из сумочки то самое письмо. Как совершенно спокойно поднесла его край к дешёвой, противно скрипящей колёсиком зажигалке – а потом отрешённо наблюдала за тем, как тонкая бумага превращается в разлетающиеся по ветру рваные смоляно-чёрные хлопья. И как граница торопливого пламени неотвратимо подбирается к самой последней из выведенных аккуратным, убористым почерком строчек. Самой короткой. И самой глупой…

«Я тебя люблю!»

Ещё неделю после этого Света не появлялась в институте. А когда она снова стала ходить на учёбу, то уже не наряжалась в платья и красивые туфли. И по утрам, чтобы как следует поколдовать над своей внешностью, она на час раньше больше не вставала… И каким бы далёким и несущественным ни представлялось ей теперь то дурацкое происшествие, с тех пор Свете так и не удалось вновь приучить себя ни к обуви на каблуках, ни к сколько-нибудь броской, привлекающей внимание одежде, ни к ежедневным обстоятельным манипуляциям с содержимым своей косметички.

Но самое главное – ей больше не довелось испытать чего-то настолько же сильного, искреннего и безрассудного, как приключившаяся с ней семь лет назад первая любовь… Ну, если, конечно, не считать одного милого, до невозможности обаятельного мурлыку.

Света улыбнулась этой мысли. Интересно, действительно ли совершённые ею ради Федота поступки могли означать, что она не разучилась любить? Даже если и так, то сейчас, наверное, это было совсем неважно…

– Ладно, пойдём, мой хороший, – сказала Света, отступая от окна. – Хватит уже сегодня голову забивать.

В самом деле, грустных историй, неприятных воспоминаний и удручающих размышлений для одного вечера было уже более чем достаточно. Пора было как-то себя отвлечь, занявшись чем-нибудь простым и приятным. Например, освежиться в душе, выпить бокал вина, а потом в кое-чьей пушистой, урчащей компании забраться в тёплую постель.

Света подошла к дивану, опустила Федота рядом с его домиком – и вдруг присмотрелась к валявшейся на ковре Машке. Её цвет показался девушке странным, и она, взяв корову в руки, обнаружила, что мягкая ткань была сплошь усыпана мелкими ржаво-коричневыми пятнами.

Некоторое время Света разглядывала игрушку, пытаясь сообразить, откуда эти пятна могли взяться. Затем уселась на диван, уложила котёнка к себе на колени и осторожно раздвинула пальцами маленькие челюсти.

– Федечка!.. – ужаснулась она, увидев, что розовые дёсны и нёбо были сплошь усыпаны многочисленными кровоточащими нарывами. – Что это у тебя такое?!