Девушка пела в церковном хоре - Мастер Чэнь Страница 39

И вот тут Илья наконец оказывается настоящим Люцифером. Это Илья, такой Илья, что лучше и некуда. Узнать имена трех-четырех эсеров на борту – для этого есть телеграф на берегу. Поговорить с ними, подтвердить свою принадлежность к партии, с переподтверждением опять же по телеграфу.

Революцией бредят десятки матросов, сотни боятся идти на войну, это нормально – бояться; так что люди найдутся, дело недели-двух. Подготовиться к захвату корабля, в момент, когда всяческий ремонт закончен (и твои гальванеры дают свет), а уголь загружен. Штаб восстания вырабатывает план действий, исходя из того, что основная масса матросов как минимум будет нейтральна.

И Илья – с пылающим сердцем, но внешне холодный как лед – на командирском мостике крейсера (офицеры в лучшем случае сидят под арестом где-то в трюме). Вот оно – чтобы хоть раз поднялся в жизни вихрь. Громадные заголовки в газетах по всему миру: расстреляют ли русские собственный крейсер у берегов Африки? Белоснежный мундир, знаменитое на весь мир имя – Ilya Perepelkin. Памятники, улицы, которые назовет в честь мятежного лейтенанта благодарная Россия. Но это потом, а в реальной и победительной жизни – лейтенант прыгает в неизвестный катер, загруженный загадочными для его команды ящиками из каюты Дружинина (команда, повторим, не понимает тут ровно ничего), скрывается за штормовым горизонтом и меняет имя, а прежнее тает в тумане мировой истории. Крейсер же с изумленной командой бессмысленно болтается по волнам, медленно окружаемый броненосцами Рожественского с их расчехленными орудиями…

Да, это – настоящий Илья.

А до его бегства на катере настоящий Алексей Юрьевич Немоляев, подумал я, читает бунтующим матросам то ли Бальмонта, то ли вот этого странного студента по имени Блок – мы как-то с ним встречались, здесь нечто интересное, пусть его никто и не знает всерьез… Может, и арестованным офицерам то же читает – Лебедеву вот, если тот останется жив. Какая завидная судьба. Какой прекрасный вихрь.

Он бы защитил меня, мелькнула мысль.

Вот только та троица с длинным ножом для рубки тростника – как с ней быть? Ну допустим, так: он хотел, чтобы меня только ранили. Так, чтобы я остался на берегу, то есть – нет, попал бы в рай на белом «Орле».

Понятно, что Илья чуял опасность – дважды срываются налеты, случайностей тут быть не может! – но наслаждался ею. А подозревал – кого?

Ну и вот этот самый Немоляев находит в гальюне прокламацию и несет ее Лебедеву – ах, нет, Лебедев все знал. Они – с Рузской – опять все знали. Кроме даты начала восстания, но это не так и важно, если быть заранее готовыми.

И Илья оказывается в той же ситуации, что и в Танжере: уже стоит на мостике, готовый к бессмертию, но – вместе со всей командой – слышит: рулевое управление выведено из строя. Только и остается, что декламировать Чехова на предстоящем празднике.

Вот такой у нас комплект фактов насчет павшего Люцифера. Все вроде бы понятно. А теперь посмотрим на прочие факты.

Да, но очерк! Что это там замаячило, в виде почти готовой мысли, которая будет держать всю конструкцию? Бунт одновременно на нескольких кораблях, потому что бунт и дома, в России, откуда приходят новости и письма… Уже не десять, а – с пополнением, пришедшим через Суэц, – четырнадцать тысяч человек, затерянные у берегов острова, который мало кто в России сразу и на карте найдет… Что-то здесь рождается, какой-то мыслефантом, если не фантазм…

Так, теперь смотрим на действия Рузской. Здесь тоже все достаточно логично и понятно. Чтобы не дать похитить золото, нужно найти ключевого в этой истории человека, а про него известно разве что его местонахождение – поближе к золоту. И она, с ее дерзостью и умом, начинает присматриваться к людям. Для начала ко мне, потому что я тут слишком очевидно инородное тело. Приказывает своим головорезам посмотреть на мою родинку. До того получает данные о ней – и прочие мои данные – из Петербурга. Удостоверяется, что я – это я, и начинает выяснять, что я за человек. То есть она не столько наблюдает за действиями подозреваемого, сколько изучает его тип личности.

И она это делала отлично, вздохнул я.

Да, так можно заметить какие-то мелкие факты, о которых человек проговаривается, да что там – раскрывает душу на подушке, и сравнить их с жесткими фактами, которые она могла получить да хоть на борту «Суворова», по шифросвязи. И постепенно понимает, что Люцифер из меня не самый лучший.

Тут я вздохнул снова.

А далее она прочно, и надолго, берет под опеку Илью, и опека эта остается с ним до конца. Тут уже можно понять, что Люцифера она нашла.

Понимал ли это сам Илья? Боюсь, что он долго подозревал не ее, а вот как раз меня. Конечно, прекрасна моя версия того, что он лишь хотел вывести меня из игры. Но говорит за нее только одно – что он отдал мне свой револьвер. Так ведь и что с того, толку от револьвера в моих руках никакого, и он это знал.

А затем, получается, Рузская допускает роковую ошибку – идет в каюту к Илье для окончательного разговора, достает свой маленький браунинг…

Рузская – и допускает ошибку? Я же знал, что это ерунда. Я же знал, что все было куда хуже. Но может быть…

Она была великолепна, прозвучал у меня в голове голос Дружинина. Да и зачем мне Дружинин, будто я сам не помню, какой она была.

Стоп и еще раз стоп. Что-то в моей дедукции было не так с самого начала. Еще раз: чтобы не дать похитить золото, она должна была найти ключевого в этой истории человека… И это очевидно…

Но этот дедукционный корабль у меня в тот момент так и не показался из-за линии горизонта, там возник ненадолго только бледный отсвет его огней, как далекий город или пожар.

Ну а теперь факты, которые пока плохо вписываются в общую картину. Их вроде бы и немного, но – что делал Федор Шкура на берегу, у моря, беседуя с Лебедевым? Что там сказал наш командир: была конфиденциальная беседа с одним из членов команды, который ушел расстроенный. И мало ли чем мог Лебедев расстроить матроса; ничего особенного, кроме одного – разговор их был не на борту, а на земле.

Кто такой Федор Шкура на самом деле и какую тут сыграл роль – это хороший вопрос. И его придется решать.

А кто такой этот матрос с недобрыми серыми глазами, который обещал, что если что, то в обиду не дадим? Почему обещал? Потому что «вы нужный человек, вы к нам еще приходите потом».

Понимай, как хочешь. А неприятные глаза – это еще не преступление.

И еще странный факт: смерть матроса-баталера с нашего крейсера ровно накануне бунта. Тело нашли в лодке у берега, но, по другим данным, он утонул. Хотя мало ли по каким причинам человек мог погибнуть.

Что-то из таких неприкаянных фактов может вывести к цели – к этой странной прокламации, которая почти прямым текстом говорит матросам: бунт сорвался, но он готовится заново. И как это может быть, если Люцифера больше нет? Кто тогда берет его дело в свои руки?

В итоге мне предстоит разговор со Шкурой и еще выяснение подробностей насчет баталера. Нужен Дружинин.