Деньги - Поль-Лу Сулицер Страница 38

– Вы с ним чокнутые. От вашего плана можно сойти с ума. У тебя нет никаких шансов.

– Ты с нами?

– Я ведь здесь, верно?

– А где Зарра?

– Недалеко отсюда. И с ним вооруженная охрана. В форме и с огромными злыми глазами.

– Ты переговорил с ним?

– Сначала по телефону, а потом, поджав хвост, сходил к нему. Он согласен встретиться с тобой.

Я смотрю на красивое обнаженное тело Уте, растянувшейся на спине в двух метрах от нас, у бассейна. Короткий смешок Турка:

– Может, хочется?

Я отрицательно качаю головой. Уте (ее лицо появляется между двумя возвышенностями грудей) подмигивает мне:

«Ты как, приятель?» – «Все в порядке, Уте».

– Франц, – говорит Турок. – Бросай это дело. Ты сумасшедший. Этот Зарра опасен. А типы, которые стоят за ним, еще страшней. Не связывайся с ними.

Справа – Роберт Зарра.

Поначалу – состоятельный финансист. В конечном итоге – один из крупнейших воров всех времен. Не так уж много таких, кто может открыто прикарманить двести миллионов долларов.

Открыто и с полной безнаказанностью.

Все началось в Женеве в 1958 году. Европеец из Нью-Йорка обосновывается на берегу Женевского озера с идеей убедить американских джи-ай, дислоцированных в Европе и получающих дополнительные надбавки к окладам, доверить ему часть своих сбережений для инвестиций в Соединенных Штатах: «Перестаньте тратить деньги на фрейлин – и вы вернетесь домой богатыми людьми». Надо сказать, что идея не лишена смысла, и задуманное дело находит отклик у военных. В 1966 году европеец из Нью-Йорка уже управляет шестьюстами миллионами швейцарских франков. Приток средств не прекращается. Все идет отлично до тех пор, пока на Нью-Йоркской фондовой бирже господствует восходящая линия тренда, вместе с которым растет в цене и акция инвестиционной компании, но это всего лишь половина от всех американских акций, которыми распоряжается компания от имени акционеров-джи-ай. Дела пошли намного хуже, когда рынок акций упал, и уж совсем плохо, когда сумасшедшие накладные расходы компании стали превышать суммы средств, поступающих от новых пайщиков. Европеец из Нью-Йорка, которого швейцарские банкиры не очень-то любят, вскорости попадает в неприятности. Он решает отойти в сторону и взвалить неприятное дело на другого.

Этот другой и есть Роберт Зарра.

К тому времени, когда Зарра принимает наследство, инвестиционную компанию все еще можно спасти. Зарра, быть может, думает об этом, но не долго. Он находит лучшее решение: образно говоря, он укладывает в чемодан двести миллионов долларов, которые еще остаются в кассе компании, и делает ноги. В Соединенных Штатах неприятно удивлены и считают, что это не совсем хорошо, и заочно приговаривают Роберта Зарру к двадцати годам тюрьмы.

Ему на это наплевать. У него есть идея выхода на пенсию: Багамские острова, точнее Нассау, точнее Парадайз Айленд – маленький остров, который уже не совсем остров, поскольку связан с Нассау платным мостом. Парадайз Айленд полон казино, и некоторые из них, разумеется, находятся в руках североамериканской мафии. Зарра это знает (как и все остальные), и его идея проста: он впрыскивает часть капитала от двухсот миллионов долларов в мафиозную экономику и взамен получает помощь и защиту от гриппа, всех подразделений полиции, таможни, береговой охраны, агентов казначейства США, даже Армии Спасения – всех тех, кто его разыскивает, мечтает поймать и, учитывая небольшое расстояние, отделяющее Нассау от побережья Флориды, наблюдает за ним, будто с другой стороны улицы, в свои бинокли.

Итак, справа – Роберт Зарра.

Слева – Джон Ховиус, официально из Буэнос-Айреса, имеющий условное аргентинское гражданство, и Джеймс Дональдсон, официально и действительно британский подданный, уроженец Глазго или его окрестностей.

В моем списке они значатся под номерами пять и шесть. Это ошибка: если выносить решение по справедливости (ex aequo), я должен был поставить их на один уровень ответственности.

О них скажу только одно: если то, что я сделал с Ландо, вызывало у меня некоторое сожаление, то я уснул бы со спокойной совестью, если бы узнал о двойном самоубийстве Ховиуса и Дональдсона.

Они оба были ближайшими помощниками отца. Передо мной их досье, и если я перечитываю его снова и снова, то скорее по привычке, чем по необходимости: я знаю каждую строку наизусть и мог бы рассказать его как басню. Когда в 1946 году Ховиус встречается с моим отцом, ему двадцать один год. Отец заметил его, когда тот был всего лишь портье в одном из парижских отелей. Ховиус говорит на восьми языках и на зубок знает котировки акций на фондовом рынке с конца войны. Отец уговаривает его отказаться от работы в гостиничном бизнесе и отправляет сначала в Швейцарию, затем в Соединенные Штаты, оплачивая на протяжении двух лет все расходы с одним условием – изучить бизнес и вернуться к концу обучения назад, чтобы занять пост помощника. Что и было сделано. Шесть лет спустя, в 1951 году, Ховиус уже отвечает за деятельность холдинга Симбалли в Латинской Америке, зарабатывая в пять раз больше, нежели он зарабатывал бы как директор отеля George V. После смерти отца в результате расчудесного фокуса он, как оказалось, никогда не встречался с Андреа Симбалли и даже не слышал это имя… и становится обладателем сорока процентов акций южноамериканского холдинга.

Сорок процентов Ховиусу, двадцать процентов частному банку Мартина Яла, третья часть латиноамериканского пирога идет Джеймсу Дональдсону. Он судебный поверенный, шотландец. И он настолько похож на шотландского адвоката, что это даже граничит с притворством. У меня несколько его фотографий: здесь он пожимает руку Уго Бансеру, диктатору Боливии, там обнимается с генералом Стресснером, диктатором Парагвая, и его большим другом генералом Годоем, известным перуанским демократом.

Внешне он напоминает Авраама Линкольна, быть может менее веселого, но вызывающего уважение и доверие из-за внешней солидности. Эта солидность настолько понравилась отцу, что он делает Дональдсона своей правой рукой и передает ему копию трастового договора, чтобы тот в случае несчастья смог доказать, что единственным истинным владельцем Кюрасао является Андреа Симбалли. И «верный» шотландец сжигает вверенные ему документы, присвоив себе часть компании, и не только соглашается на предложение Мартина Яла о предательстве, но, возможно, подстрекая его к этому и благодаря этой сознательной измене, он без всяких угрызений совести приобретает такое состояние и такую власть, что, по словам Лаватера, рано или поздно английская королева возвела бы его в дворянство. Да Будет Стыдно Тому, Кто Плохо Об Этом Подумает.

Итак, слева – Ховиус и Дональдсон.

И между Заррой и ними – я.

Когда я читал и перечитывал присланные Марком отчеты следователей, у меня возникла идея, которую я начинаю ему излагать. Но тот лишь пожимает плечами: «Это не имеет смысла». – «ОК! Надо найти что-то другое». Мы почти поссорились. Но тогда во мне, более чем когда-либо, снова клокотала ярость и пьянящая радость Олд-Бромптон-роуд и мне хотелось даже большего, чем утолить свою месть и ненависть, как я это понимаю сейчас, самоутвердиться. Я спросил Марка: