Путешествие на "Брендане". По пути Ясона. Экспедиция "Улисс" - Тим Северин Страница 38

В гавань они вошли Ахеронтского мыса с охотой. Кверху воздвигся тот мыс крутым и высоким утесом, В море как будто глядясь Вифинское. Скалы же мыса Гладкие вглубь вкоренились, и море их моет, а окрест Волны, катясь одна за другой, шумят. На мысу же Ряд платанов растет, над кручей ветви раскинув. Скатом от мыса того спускаясь в сторону суши, Вбок долина идет, а в ней — пещера Аида, Лесом и скалами скрыта; все время оттуда морозный Валит пар, поднимаясь из недр холодных и страшных, И замерзает всегда, в кристалл превращаясь блестящий, Тающий, солнце когда достигает часа полудня. И никогда тишины не бывает у страшного мыса, Но у подножья его непрестанно плещутся волны И наверху трепещет листва от пещерного ветра. Там как раз и реки Ахеронта находится устье, Что, прорываясь сквозь мыс, впадает в море с востока… Тут немедля гребцы к Ахеронтской скале повернули Носом корабль и пристали к земле при ветре упавшем.

Вход в Аид — вторая из пещер, чьи зевы чернеют в известняке на левом берегу заводи, которую нынешние жители Эрегли называют Лягушачьей рекой (Дер Бах). Река, по Аполлонию, впадала в море сразу у мыса, который сегодня является военной зоной, ведь Эрегли — гавань стратегического значения на северном побережье Турции и штаб-квартира турецких ВМС. Современный город изменил очертания береговой линии и скрыл следы греческой гавани, однако по дороге, что идет вдоль извилистого русла реки, можно дойти туда, где еще в начале XX столетия вытаскивали на берег рыбацкие лодки и где в одной из пещер, первой по счету, сохранилась раннехристианская часовня с мозаичным полом.

Вторая пещера намного просторнее, но вход в нее — узкая щель в скале, и легко понять, почему именно ее называли входом в Аид. Аполлоний упоминает «морозный пар»; наш проводник, сын местного аптекаря, сообщил, что зимой и весной на густо поросшую лесом долину опускается туман, укутывающий кустарник, деревья и склоны плотным белым покрывалом, которое, как кажется, тянется от самой пещеры. Входное отверстие настолько узкое, что приходится протискиваться; за ним небольшой обрыв, а потом подземный коридор забирает вбок, так что нужно держаться за стену, которая блестит от конденсата, «в кристалл превращаясь». Затем температура опускается еще ниже, а коридор выводит в подземную полость, некогда тянувшуюся на полтора километра в сердце горы; в 1960 году потолок пещеры частично обвалился и перекрыл доступ в дальнюю часть. Посреди пещеры находится озеро с прозрачной и холодной водой, в стенах множество туннелей, проточенных в известняке влагой; отчетливо слышны звуки капели с потолка и журчание ручейков, что сбегают по стенам. Человеку бронзового века, державшему в руке факел или масляную лампу, пещера и вправду должна была представляться входом в преисподнюю. На том месте, где древние люди совершали обряды и приносили жертвы, найдены осколки посуды, греческие и римские статуэтки и следы сажи на стенах.

По преданию, в эту пещеру спускался Геракл, чтобы похитить стража преисподней, ужасного пса Цербера. Из пасти собаки капала слюна, и там, куда падали капли, вырос ядовитый аконит — растение, которое до сих пор используют в народной медицине. Известно также, что Геракл проходил этим путем не единожды: он воспользовался пещерой на пути в царство амазонок, где собирался добыть пояс их правительницы. Он помог местным племенам победить врагов, и потому память о нем хранят по сей день — название «Эрегли» представляет собой турецкий вариант слова «Гераклея», как назвали свой город благодарные Гераклу местные жители.

Ясона и аргонавтов приняли тут весьма радушно. Племя мариандян враждовало с бебриками, вождя которых Амика победил в кулачном бою Полидевк. «Многие годы войны вели они непрестанно против бебриков буйных», и царь мариандян Лик радостно приветствовал тех, кто оказал ему невольную услугу. Полидевка восхваляли и «словно бога какого встречали»; царь пригласил аргонавтов к себе во дворец на пир и объявил, что в честь Тиндаридов (сыновей Тиндара, то есть Кастора и Полидевка) воздвигнет храм на мысу, который будет служить ориентиром мореходам и понудит их «поклоняться Тиндара сынам». Еще царь послал к аргонавтам своего сына Даскила, которому вменил быть при Ясоне проводником и глашатаем на дальнейшем пути «Арго» вдоль побережья Малой Азии.

К несчастью, пребывание у Лика оказалось омраченным двойной трагедией. Прорицатель Идмон с самого начала плавания знал, что не вернется домой, что ему суждено умереть на чужом берегу. Возвращаясь из царского дворца в гавань на рассвете следующего дня, аргонавты разбудили старого вепря, что «в иле бедра свои прохлаждал». Зверь прыгнул на героев и распорол клыками бедро Идмону. Тот упал, и хотя его товарищи убили кабана, но помочь смертельно раненному прорицателю они уже ничем не могли. Герои отнесли Идмона на «Арго», где тот и умер. Похоронный обряд предусматривал трехдневный траур; на четвертый день аргонавты похоронили своего спутника в кургане у мыса: «Есть примета на нем для потомков: из дикой оливы /Там корабельный каток поставлен — и зеленеет / Листьями близ Ахеронтского мыса…»

Задержка с отплытием, вызванная похоронами, оказалась фатальной для другого аргонавта, кормчего Тифиса. Он захворал и вскоре умер от неведомой болезни — вероятно, от лихорадки, этого бича болотистых равнин. Его также погребли на мысу, рядом с Идмоном, и «в полном отчаянье все у берега моря простерлись»; так продолжалось двенадцать дней. Сокрушенный утратой двоих спутников, Ясон был готов отказаться от похода, и прочие с ним соглашались. Только Анкей, сын Посейдона, не поддался унынию: он вызвался быть кормчим и сумел уговорить остальных «отрешиться от скорби» и двигаться дальше.