В старом свете - Владимир Владмели Страница 38

Через месяц на собеседование в правление колхоза пригласили и Горюнова. После коротких переговоров ему предложили совмещать должность учителя рисования и колхозного художника, который «своим трудом в области изобразительного искусства должен способствовать воспитанию эстетических взглядов молодого поколения сельских тружеников». Утверждение его колхозным художником заняло несколько минут. Члены правления проголосовали бы «за» даже если бы потребовалось признать Горюнова правнуком Карла Маркса и дать ему пенсию как ветерану международного коммунистического движения. Таким образом, колхоз «Путь к коммунизму» оказался первым, который имел в своём штате профессионального художника и это могло бы служить основанием для попадания в книгу рекордов Гиннеса. Если бы Советский Союз был открытой страной, то адвокатом, официально подтверждающим этот рекорд, мог бы стать Поланский.

Вступление Горюнова в ряды трудового крестьянства оказалось как нельзя более кстати, потому что его мать отправили на пенсию и жить им стало совсем не на что. В знак благодарности Василий Николаевич написал портрет председателя. Заречный повесил картину у себя в кабинете рядом с копией диплома об окончании сельскохозяйственной академии.

Колхоз «Путь к коммунизму» находился недалеко от столицы и к нему вела хорошая дорога, что делало его весьма удобным объектом для посещения членами правительства. Егор Кузьмич давно привык к этим визитам, лично знал многих руководителей страны и заранее готовился к встрече с ними, но когда ему сообщили, что его должен инспектировать недавно выбранный член Политбюро по фамилии Слепачёв, он почувствовал некоторое беспокойство. Никакой достоверной информации о Слепачёве не было. Говорили, что он пытался навести порядок в Ставропольском крае, которым руководил до своего перевода в Москву и вроде бы даже стал бороться со взяточниками в партийном аппарате. Народ поддерживал его до тех пор, пока он не взялся искоренять пьянство, предлагая соки вместо спиртного. Против этого восстали люди всех социальных слоёв. Они сочли себя оскорблёнными в лучших чувствах и на инициативу руководителя ответили лозунгом: «Пей соки сука сам», а коллеги для того чтобы избавиться от слишком активного главы района рекомендовали его на повышение в Москву. В столице из-за огромного родимого пятна посреди лысого лба Михаила Сергеевича Слепачёва сразу же окрестили «Мишкой-меченым». Что-нибудь более конкретное о привычках, вкусах и характере Слепачёва выяснить не удалось.

– Придётся импровизировать, – подумал Заречный, доставая из сейфа старую тетрадь и кладя её перед собой. В этой тетради была написана речь, которую несколько лет назад составил ему известный писатель-деревенщик. Этот инженер человеческих душ работал тогда над новым романом и приехал в колхоз собирать материал. Принимали его по высшей категории и хотя в его произведениях воспевался высокий моральный облик строителя коммунизма, сам певец не отказывался ни от бани, ни от водки, ни от девочек…

Недавно избранному члену Политбюро в колхозе понравилось. Здесь был необычный для советского сельского хозяйства порядок. Животные содержались в просторных, светлых помещениях и на них приятно было смотреть. Особенно обращали на себя внимание свиньи: чистые, ухоженные, добродушные, с явно выраженным чувством собственного достоинства. Слепачёв даже задержался и почесал одну хавронью за ухом. Она благодарно хрюкнула и процессия вслед за председателем направилась в правление.

– Давно ты хозяйством руководишь? – спросил Слепачёв. По укоренившейся партийной традиции хвалить он не мог, но даже отсутствие критики значило очень много и Егор Кузьмич прекрасно знал это.

– Да уж порядочно, – ответил Заречный.

– Молодец. Как тебе удалось добиться таких успехов?

– Я выполняю все постановления партии и правительства.

– Это понятно, а ещё?

– Привлекаю в наше хозяйство деятелей искусства.

– Коров пасти? – пошутил гость и в его свите заискивающе захихикали.

– Не только. У меня есть колхозник, который в свободное время занимается живописью. Вот, посмотрите, – он указал на свой портрет.

– А что, похож, – согласился Меченый, – только насчёт колхозника ты мне не заливай.

– Я и не заливаю, Михаил Сергеевич. Можно его позвать, он и вас нарисует.

– У меня нет времени рассиживаться.

– Он это сделает пока мы будем есть.

– Ты что серьёзно?

– Конечно.

– Ну, тогда зови.

В столовой их уже ждал Горюнов. В конце обеда он показал высокому гостю свой рисунок. На первом плане был изображен Заречный, с горящими глазами рассказывающий о своих успехах. Напротив стоял Слепачёв, слушающий с ухмылкой явного недоверия. Он не чесал затылок, сбив шапку набок, как один из охотников в известной картине Перова, но отношение его к рассказу сомнений не вызывало. Чуть поодаль стоял дворник с метлой и глядел на начальство со счастливой улыбкой полного идиота. В нём легко можно было узнать инструктора райкома, с которым Горюнов отдыхал в Одессе.

– Ну, что ж, неплохо, – сказал Слепачёв.

– Это ведь набросок и нарисовал я его, наспех, но к следующему вашему визиту я обещаю написать полноценный портрет. Только мне нужно точно знать, когда вы у нас будете.

– Точно я сказать не могу, а ты пока выстави свои картины в клубе, приобщай односельчан к искусству.

Вскоре портрет нового члена Политбюро красовался в фойе колхозного кинотеатра, который и служил местным клубом.

Через полгода Слепачёв стал Генеральным секретарём партии. Узнав про это, Горюнов послал ему поздравительную телеграмму с приглашением посетить колхоз «Путь к коммунизму» и принять участие в торжественном открытии экспозиции, на которой будет выставлен его портрет. Василий Николаевич сказал о телеграмме Заречному, но тот не обратил на его слова внимания. Он знал, что у главы государства в начале правления есть более неотложные дела.

Михаил Сергеевич Слепачёв в это время был в Ленинграде. Там он руководил внеочередным заседанием партхозактива, на котором выбирали нового хозяина города. О перевыборах ходили разные слухи, но самый распространённый укладывался в одну фразу: Если вы хотите узнать размер обуви Слепачёва, то измерьте след его ботинка на заднице у Романова.

Утвердившись на троне, Генеральный провёл несколько встреч с главами Европейских государств, а вернувшись в Москву, расслабился и, узнав о приглашении, решил вновь поехать в подмосковный колхоз.

Когда Заречному позвонили из Кремля, он вызвал к себе Горюнова и спросил:

– Ну и что ты теперь собираешься делать?

– У меня картин достаточно, чтобы заполнить три таких клуба как наш. Портрет Меченого мы, естественно, повесим на почётном месте, а уж что им говорить я найду. Вы можете не беспокоиться, любому человеку приятно видеть своё изображение, – он покосился на портрет председателя.

– Ну а тебе-то от этого какая выгода?

– Если нас похвалит Слепачёв, мне легче будет устроить персональную выставку и продать свои картины.