Между любовью и любовью - Галина Лавецкая Страница 38

Вика видела, как много внимания Алик уделяет детям, знала, что он любит их, особенно Анечку. И все было за то, чтобы выйти за него замуж и прекратить эти «страсти по Стасу», как говорила Томка. Но она не могла. Из-за этого все чаще возникали ссоры. Алик больше всего боялся, что Вика уедет со Стасом в Америку навсегда. Это было, как он называл, его ночным кошмаром. Нина Сергеевна сочувствовала Алику, к которому испытывала искреннюю симпатию и благодарность за девочек. Но с Викой на эту тему не говорила. А Лев Иванович не подозревал о настоящем положении вещей и с Аликом был в приятельских отношениях. И не только из-за преферанса. Последнее время Алик просил Льва Ивановича делать переводы на английский и французский. То вступительную статью для каталога, то официальные письма или договоры для западных галерей. Не то что Лев Иванович нуждался в заработке, но чтобы у него было занятие. Алик понимал, как это важно для Викиного отца.

Все складывалось в пользу Алика. И дети, и родители относились к нему с симпатией. Но как сказать Стасу? Вика представляла себе этот разговор, растерянное, ошеломленное лицо мужа. А ведь придется признаться, что отношения с Аликом длятся давно. Стас не идиот и легко посчитает, сколько лет видит Алика возле Вики и детей. И ей становилось стыдно. Одно дело успокаивать себя мыслями, что она любит двух мужчин, но по-разному, никому не причиняя горя. И совсем другое – смотреть в лицо Стасу, говоря: «Да, я тебе изменяла много лет. Так получилось, ты уж прости. Молчала, чтобы тебя не огорчать. Да, везде ездила со своим любовником, и он постоянно торчал у меня дома. Детьми занимался…» Можно, конечно, соврать. Чувство возникло внезапно. Алик много лет втайне любил, боясь признаться даже самому себе. Старался быть рядом с любимой, помогать ей во всем. Занимался с детьми, уделял им много времени и внимания. Это будет звучать как упрек Стасу, которого никогда нет рядом. Вика привыкла к Алику, а потом поняла, что любит. Так бывает. Привычка, благодарность, любовь. А Стас избавится от чувства вины перед семьей и посвятит свою жизнь науке. Он – большой ученый, и его не должно ничего связывать. Но он по-прежнему для них самый родной, дорогой и близкий человек, любимый отец и любимый друг. Вот так примерно. Стаса-то легко обмануть. Ах, если бы это был не Стас, а кто-то другой, обычный, ну Сережа Комаров, например. Но так мерзко врать Стасу! Даже Алик будет презирать ее за такую пошлость! А уж сама себе она просто омерзительна с таким враньем!

«Ну и не буду ничего говорить Стасу, – решила Вика. – В конце концов, не так уж необходимо что-то менять. Алик все равно никуда не денется. Ему хорошо со мной. Он вовсе не одинок. Мы – его семья, мы все его любим. Ну что еще надо? В ЗАГС бежать? Обойдемся».

Так это и тянулось. К ссорам с Аликом она привыкла. Делала виноватое лицо и плакала. А примирения были чудесными. И ничего не менялось.

Дела в галерее шли неплохо. Шутливую идею Никиты насчет лекций Алик обдумал вполне серьезно. Они арендовали примыкающее к ним помещение химчистки, сделали ремонт. Знакомые художники расписали стены и потолок. И открыли арт-кафе «Ника», соединяющееся с галереей внутренней дверью. Вход с улицы. Хороший итальянский кофейный аппарат, безалкогольные напитки. Вход платный, но подавалась чашка кофе и коктейль «Ника» – сок пополам с шампанским. В программе были лекции по искусству и выступления музыкальных групп. «Мумий Тролль» и «Наутилус Помпилиус», «Арсенал» и ансамбль «Джазовая Галерея». Пели лучшие джазвокалистки. Приезжал потрясающий саксофонист из Киева, известный гитарист Валера из Питера. Много молодых талантливых московских ребят выступало в «Нике». Алик умел находить и видеть лучших. Лекции тоже вызывали интерес, и посетителей в кафе было полно. Кто-то становился постоянным участником тусовки, какая-то часть, разочарованная отсутствием алкоголя, отсеивалась. Никита уверял, что тусовка с безалкогольной программой не пойдет и проект заглохнет. Но кафе шло и даже приносило неплохой доход, хотя такой цели Алик не ставил. Скорее он хотел образовать клуб единомышленников, любителей хорошей музыки, живописи и литературы. Конечно, кто-то приносил спиртное с собой, особенно старые приятели, но, в основном, приходили в кафе послушать музыку, поспорить об искусстве, поговорить.

– Видите, Вика, как все удачно сложилось, – шутил Никита. – Несем культуру в массы, зарабатываем деньги, а вы с Аликом прекратили свои склоки из-за русского авангарда. И заметьте, Вика, что Алик полон достоинства, не оскорбляет своих оппонентов, а терпеливо разъясняет им очевидные истины. Понимает, что это не беззащитная девушка, а крепкие ребятишки, легко могут дать лектору «по тыкве».

Вика улыбалась, споры действительно сошли на нет. Алику есть с кем подискутировать. Но она с удовольствием слушала, особенно когда устраивались вечера поэзии или Алик рассказывал об истории джаза. Оставалось только удивляться тому, сколько он знает! Память у него была феноменальная. Вика сидела с Вероникой, когда у той не было спектакля, слушали музыку, болтали о своих женских мелочах. С Вероникой, или Никой, как называл ее Никита, всегда было легко. От нее веяло спокойствием и тихой, нежной женственностью. Она никого не осуждала и не любила сплетничать. Иногда к ним присоединялась Томка и сразу устраивала разборку из-за фирменного коктейля, который приносила девочка из бара.

– Что? Опять эта бурда? Дайте чего-нибудь нормального. Мне надо стресс снять.

– Пей, Томочка, «Нику». Сок, настоянный на имбире, и шампанское отлично снимают стресс, – шутила Вероника.

– Вероничка, я тебя, конечно, люблю. Но вот эта твоя «Ника» – просто издевательство над людьми.

– Над пьющими людьми, – вздыхала Вика. – Неужели не можешь потерпеть часок. Потом поедем в ЦДЛ, там напьешься.

Но делала знак девочке, и та приносила Томке коньяк в кофейной чашечке. Для нее специально держали бутылку.

– Фу, как неэстетично! – морщилась Томка. – Напоминает восемьдесят пятый год в ресторане Дома кино. Сухой закон – официантки наливали коньяк в бутылки из-под «Пепси», а водку в графины для воды. Вы идете по неверному пути Горбачева.

– Ничего. Я думаю, тебя и бутылки из-под «Пепси» не смущали в восемьдесят пятом.

– Но, Викусь, сейчас я не начинающая актриска, а светская дама и хочу пить красиво.

– Ты лучше послушай, какой саксофонист сегодня. Тоже мне светская дама!

Томка жила с журналистом, который ударился в политику. Она жаловалась, что такой грязи и продажности еще в жизни не встречала. А ведь был приличный парень и талантливый журналист!

– Что деньги с людьми делают! – вздыхала она. – Уйду к чертовой матери! А то сопьюсь от отвращения, рожи их видеть не могу.

Подруги жалели Томку и делали девушкам знак принести ей еще чашечку. Из персонала в кафе были только две девочки, студентки Гнесинского училища – они управлялись с кофейной машиной, делали чай, коктейль и обслуживали гостей. Был еще арт-директор Сергей. Он составлял программу, договаривался с музыкантами, искал новых талантливых исполнителей. В музыкальной тусовке этот парень был, как дома. Вдвоем с Аликом они устраивали настоящий праздник для ценителей. Кафе работало только вечером в будние дни и всегда было заполнено до отказа. В галерее днем тоже было многолюдно. Художники, покупатели, друзья. Часто устраивались маленькие вернисажи, фуршеты для перспективных клиентов, на которые приглашали журналистов. Галерея была на слуху, да и занимались ею профессионалы. Многолетняя подпольная торговля картинами сделала им имя, и дела шли очень неплохо. Но забот и хлопот у Алика и Никиты было много.