Дендрофобия - Наталья Горская Страница 38

А если Авторитет от этих визитёров узнавал, что в его городе кто-то мимо него хочет сделать «свой маленький бизнес», тут уж мог и сам спасибо сказать за доставленную информацию. И некоторые привыкли так добросовестно и своевременно доставлять ему информацию, что он уж и не знал: оплачивать ли этим бескорыстным осведомителям их честный труд?..

Рядом с Авторитетом уселся толстый рыжий кот, свалявшийся от долгого сна и похожий от этого на большую кроличью шапку, которая целый сезон хранилась в переполненном вещами шкафу. Сверкнул в наплывающих уютных сумерках глазом и умиротворённо замурлыкал. «Тоже, тот ещё специалист по релаксации», – фыркнул про себя Авторитет. Но всё-таки хорошо вот так сидеть вечером в любимом кресле с осознанием, что все намеченные на день дела успешно выполнены, и теперь торопиться никуда не надо, а можно со спокойной душой предаться разным приятным философским размышлениям…

– Послушай, – прервала его размышления жена, когда он, как кот на залитом солнцем подоконнике, начал сыто жмуриться, – мне нужна платформа берёзовых дров.

– Что-что? Какая ещё платформа… Дров? Берёзовых?! Ты что, с ума сошла? – этого уж он никак не ожидал. – Зачем?!

– Для дела.

– Для хорошего дела или для плохого? – стал он заигрывать и притянул жену к себе.

– Для очень хорошего.

– Для очень хорошего? Для детского сада, что ли? Не дам.

– Ну, не капризничай, Котя, – ласково погладила она его по голове, отчего он ещё больше упёрся, не желая так быстро сменить маску жёсткого и сурового Авторитета на образ уступчивого и покладистого мужа.

– Чего ты из меня опять благодетеля делаешь! Я вижу не зря тут твоя Варвара маячила.

– А почему бы ей ко мне в гости не зайти? Мы же среди людей живём, так почему бы ни помочь? Может, они нам потом помогут…

– Ага, щас! Размечталась. Так помогут, что и ног не унесёшь… Чем они тебе помогут? Что у них есть, чего нет у тебя?..

– Да подожди ты. Тебе надо всего-то с начальником станции договориться. Ты его знаешь.

– Не хочу…

– Ты дослушай сначала. Вдоль железной дороги валяется полно поваленных, никому не нужных деревьев. Их даже сжигают, потому что девать некуда.

– Я всегда знал, что из-за меня ты зарыла в землю талант к предпринимательству, – артистично вздохнул Авторитет.

– Их можно просто так взять, пока всё не сожгли.

– Жгут древесину? И это в эпоху энергетического кризиса во всём мире. Ай-яй-яй! А я-то думаю, чего так дымом тянет? – тяжело вздохнул он, закрыл глаза, и мрачно прочитал странные стихи:

Лес, погибающий в муках.

Островок обреченный

Между шоссе и железной дорогой,

Где стальные твари

Рвут живое тело деревьев,

Терзают землю,

Жизнь убивают… [9]

Жена дождалась окончания, убедилась, что это не пауза, и снова спросила о деле:

– Так что?

– Не хочу, – вздохнул он обречённо. – Устал.

– Не хочешь, как хочешь. Спи тогда, – жена поправила ему плед и вышла.

Кот боднул хозяина в плечо, залез на колени и свернулся калачиком. Авторитет собрался было вздремнуть полчасика, как обычно делал в это время суток перед ночной вылазкой, да сон не шёл. Стало ему как-то неловко, что расстроил жену отказом. Ведь расстроилась, хотя виду не показывает. И сама расстроилась, и его расстроила! А с другой стороны, почему он, ударник и передовик теневого бизнеса и преступного мира, должен заниматься какими-то глупостями?..

Жена у него никогда ничего не просила. Это у них порода такая – гордые, спокойные и поэтому очень красивые люди. Редкое сочетание в наши дни, когда вместо настоящей гордости в людях всё больше встречается беспочвенная гордыня и спесь, а уж красота и вовсе разучилась быть гордой. Красота нынче заискивает и торгует собой направо и налево.

И братья у неё такие же, замкнутые немногословные мужики со сдержанным хемингуэевским характером. Когда четыре года тому назад его младший шурин, с которым они были ровесники и друзья детства, умирал у него на руках, Авторитет даже подивился: прямо, как истинный самурай, без соплей и лишних слов уходил. Только зубами скрипел, когда совсем скручивало, и судорожно затыкал ладонями бурлящую кровь в развороченном автоматной очередью солнечном сплетении. Авторитет хорошо знал, что после таких ранений живут только несколько минут, испытывая адские мучения. Удирали тогда от преследования на угнанном КамАЗе, и за баранкой он думал об одном: что теперь скажет своей жене. И что она скажет ему? Но она ни слова не сказала, а села рядом с умершим уже братом, когда он дотащил-таки его домой, и закрыла лицо руками. Так часа два сидела, а потом встала, подошла к мужу, и он подумал, что она сейчас врежет ему по морде. Сила-то у неё такая же, как и у братьев, хоть по внешнему виду и не скажешь. Она не то, чтобы его когда-нибудь била, но могла легонько по заднице шлёпнуть или за ухо дёрнуть по-матерински, если он начинал совсем уж забываться и плохо себя вести. Но Авторитет никогда не обижался, а понимал, что получил за дело, и знал, как с ним иногда бывает трудно. А тогда он почувствовал, что хочет она двинуть ему как-то не по-женски. Но она только тихо спросила:

– Что, навоевались? – и упёрлась ему в грудь лбом, словно хотела скалу сдвинуть с места. – Как же мне тебя остановить, Котя? Как?!

«Никак ты меня уже не остановишь, – подумал он тогда. – Я теперь, как выведенный на орбиту спутник, который может только рухнуть вниз, но не остановиться». Уж и рад бы упасть, да именно за счёт этого постоянного падения и движешься по своей орбите. Может, и упадёшь когда-нибудь, как другие. А может, сумеешь как следует разогнаться и оторваться от орбиты, чтобы обосноваться в космическом пространстве в качестве новой планеты. В космосе теперь какого только мусора нет, какого только хлама не вращается вокруг Земли благодаря гению человека. Чего уж тут о наших земных делах говорить…

Но жене, как хороший мальчик, пообещал исправиться. Хотя она уже не слушает, когда он это обещает. Да и не слышно ничего было: жена шурина устроила концерт рёва и визга – вот кто поорать любит, так любит! Ползала по трупу мужа, вся перепачкалась в крови и кишках – всё по правилам классической трагедии. Оторалась и через месяц… снова замуж выскочила. Жена Авторитета потом сказала, что всегда даже завидует таким людям, которые умеют выкричаться, а не таскать в себе боль, как лишний груз. Что ж, всё правильно: кто громче о чём-то кричит, тот быстрей об этом и забывает. Звуковая волна сродни ударной: вышибает память, как при контузии…

Авторитет вытащил из кармана тяжёлый бумажный пакет. Принесли ему сегодня. Так живописно Арнольд расписывал про свои чувства к беглой жене, которую он якобы с ног до головы золотом усыпал, что стало Авторитету интересно: врёт или нет. Дал своим людям задание найти эту беглянку с водителем и вытрясти из них цацки. Уж Арнольд так умолял, чтобы девочку его не искалечили, прямо в ногах валялся. Да кому надо трогать эту угловатую пацанку! У кого на такую секельду вообще хоть что-нибудь поднимется? Вот старый-то пень! Ищет молодых берёзок, чтобы соответствовать новым веяниям. Мужику за полтинник перевалило, а он всё «западает» на каких-то студенток-тусовщиц, которых интересуют только шопинги, лифтинги и прочие дансинги. Уж единственной его дочке под тридцать, наверно, будет, а папаша не угомонится никак: опять пополнил коллекцию бабочек новым экзотическим экземпляром. Нашёл бы себе простую бабу своего возраста – самый надёжный вариант в его годы – да гулял бы с ней в законные выходные по городскому парку под ручку. Женщины этого поколения ещё умеют любить мужчину, как любит сына мать, которая верит, что её сын ни на что дурное не способен. Даже если он ещё ой, как способен. С такой женщиной можно вести мирные и безмятежные разговоры, а не выслушивать прозорливые, как ей кажется, и нервные замечания насчёт твоих недостатков, словно ты сам о них не знаешь. Знаешь, да что толку-то! Как говорит шурин Феликс, люди – всё одно, что деревья: чем больше возраст, тем труднее согнуть. И само оно не согнётся при всём своём желании. Это молодой побег гибок, а старая ветка хрупкая и жёсткая, как кровеносные сосуды, забитые всякой дрянью, образующейся в организме в процессе долгой жизни… «Я, цветок осенний, с ужасом замечаю, как превращаюсь в старое дерево с ободранной корой, глубокими ранами на теле, обломанными ветвями, редкой листвой. Каждый год меня собираются спилить, но я всё ещё плодоношу ко всеобщему удивлению». [10]