Книга рыб Гоулда - Ричард Флэнаган Страница 38

Решение Коменданта стать земным воплощением лейтенанта Хораса имело одно значительное и непредвиденное последствие: к нему стала поступать почта, адресованная усопшему. В целом его корреспонденцию можно было бы назвать малопримечательной и спорадической, когда бы не могучая, полноводная река писем, кои продолжала слать покойному лейтенанту его сестра, мисс Анна. На основании некоторых лирических отступлений, содержавшихся в её посланиях, Комендант смог прийти к выводу, что ещё до того, как утопленнику стали досаждать морские вши, ему жутко досаждали эпистолы его сестрицы. Он отвечал на них редко — можно сказать, почти никогда не отвечал. Но Комендант, ставший, так сказать, «суррогатным» братом для мисс Анны, отнёсся к ним совершенно иначе. Он принялся писать ей регулярно и с воодушевлением, иногда посылая по два, а то и по три письма на каждое, присланное ею.

Возможно, сначала он собирался использовать переписку с нею, чтобы выудить побольше сведений личного характера, касающихся её брата, которые помогли бы сделать его перевоплощение более совершенным. Однако вместо того чтобы выспрашивать о себе самом, он задавал в письмах — копии их я спустя много лет обнаружил переплетёнными наподобие книги — вопросы, призванные выведать побольше подробностей о её семье, о мире, в котором она живёт; ему хотелось узнать, чем она интересуется, что волнует её, что восторгает.

Вскоре переписка их зажила собственной жизнью. Трудно сказать, было ли это действительно навеяно тем, что она писала, или Комендант читал между строк, однако постепенно он пришёл к заключению, что его недавно обретённая сестра — в высшей степени необыкновенное существо. Мисс Анна, будучи в восторге от вдруг проснувшегося интереса к её особе, а также от того, что брат наконец оценил её по достоинству, писала всё чаще — и, что самое примечательное, всё больше от чистого сердца. Тон её писем изменился настолько, что Коменданту порой казалось: теперь они выходят из-под пера совсем другого человека, в коем он стал распознавать по-настоящему родственную душу. И когда её письма так преобразились, Комендант усмотрел в них уже не источник полезных сведений, но, скорее, страстный стимул. Ибо по мере того как укреплялась его вера в незыблемость своего положения как истинного правителя подвластного ему острова, соответственно росло в нём и чувство отчуждённости от других людей. В одних только письмах мисс Анны находил он сразу и ту меру интимности, и тот источник вдохновения, которые действительно заслуживали вознаграждения.

Характеризуя поток писем мисс Анны, я назвал его могучей, полноводной рекой, но это не совсем точно. Конечно же, она строчила свои завораживающие послания по два, по три в неделю, но доставляли их всего раз или два в год, а стало быть, и влияние их на ум Коменданта никак нельзя сравнить с тем постепенным воздействием, кое оказывает поток на вмещающие его и медленно им размываемые берега; оно, скорее, напоминало приливную волну, что бешено мчится и сметает всё на своём пути.

Когда позднее передо мной встала задача изобразить некоторые из её писем кистью, я находил их неизменно бурными, бьющими через край; форма письма была слишком тесной для них; предложения набегали одно на другое, фразы играли в чехарду с мыслями, кои в них содержались; писавшая их словно боялась, что не успеет сообщить тому, кого считала младшим братом, обо всех новых чудесах своего века, казавшихся ещё чудеснее из-за чувства личной сопричастности, которое ей удавалось передать. Она пила чай с родною сестрой Джорджа Стефенсона, и та пришла в восторг от идеи мисс Анны назвать построенный братом паровоз «Кипучим громовержцем»; однажды вечером она отважилась посетить неподобающее даме развлечение — травлю медведя в Файв-Кортсе, где её представили поэту по имени Джон Ките, с которым она, как сама о том написала, обменялась парой замечаний о непутёвых братьях, затерявшихся на просторах Нового Света.

Эти письма были мучительны для Коменданта, который стал очень чувствителен к пафосу больших расстояний. Они искажали его видение Старого Света, приуменьшая всё повседневное, банальное, мелочное, что есть в Европе, и преувеличивая всё поразительное, тонкое и чудесное в этом далёком мире, до коего нужно было плыть целых полгода.

Сознанию Коменданта европейские события представлялись эпохальными, он обнаруживал между ними самую неожиданную связь. Так, например, паровоз, поэма Байрона «Дон Жуан» и сложенные по последнему слову техники камины барона Рамфорда на страницах писем мисс Анны соединились случайно, в силу того, что она тем или иным восхитительным образом оказалась с ними связана; когда же они все разом, совершив молниеносный прыжок, перемахнули в сферу воображения Коменданта, то совместились там, и он выдвинул идею бездымного романтического путешествия, сопровождающегося утехами плоти, которую принялся осуществлять с поистине безумной настойчивостью.