Мера моря. Пассажи памяти - Ильма Ракуза Страница 38

Это было в Пасху 1959 года. Пасхальная ночь в церкви св. Мартина. Молодежь стекалась толпами, церковь св. Мартина считалась самой передовой католической общиной в городе. Моя домашняя церковь, церковь моего Януша – место паломничества. Для тех, кто ищет открытой миру религиозности, не страшится нехоженых путей. А мне до нее – всего несколько шагов. Я знаю ее от и до.

Ночь. Богослужение начнется только через час, но в темной церкви нет ни одного свободного места. И даже перед церковью собираются безмолвные группы людей. Озябшие, они ждут пасхального света. Многие лица мне знакомы. Мы киваем друг другу. Школьные подруги, соученики по урокам религии. Януш подготовил нас к этому самому большому празднику церковного года, с восточным рвением, то и дело цитируя православных русских и их традиционный возглас: Христос воскресе! Воистину воскресе! Ни крест, ни Страстная пятница – не в счет, важно только преодоление смерти. Аллилуйя.

Ожидание длилось почти весь пост. Алтарь завешан фиолетовым, разучивание историй Страстей Христовых, которые мне в каждом из четырех вариантов казались другими, и с каждым разом все более драматичными. Высшая точка: «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?».

И вот теперь в темноте царит напряженное ожидание перемен. Парадоксального переворота фактов. Где была смерть теперь вечная жизнь.

Мы ждем. Пальцы обхватывают свечу. Дождя нет, но и звезд на небе не видно. Холодная ночь.

И вот вдруг, быстрее, чем думалось, выплывает она из тьмы: процессия священников и одетых в белое министрантов и хористов. Длинная процессия. Здесь, перед церковью возжигают пасхальный огонь. Свет благословляют: «Lumen Christi! Deo Gratias!». Трижды звучит возглас, каждый раз на тон выше. И свет от огня переходит на огромную пасхальную свечу, а потом от свечки к свечке, бегущий огонь радости.

Вместе с толпой я вслед за священниками проникаю в церковь, разделить свет. Присаживаюсь рядом с подругой на узкую скамью. В только что еще темной церкви колеблющееся море света. Повсюду сияющие глаза, распространяется тепло, запах ладана и пчелиного воска. Бог – желтый. Бог – этот блеск, который истощает тень. Песнопение согласно с ним. Это «Exsultet», по-грегориански закручиваясь на все более высоких высотах, и провозглашает победу Света над Тьмой. Исполняет один голос. Поет. Растягивая слова. Мои знания в латыни недостаточны, я понимаю только обрывки. O vere beata nox. И снова ночь, о воистину блаженная ночь. Ночь, которая ограбила египтян и дала евреям богатство. Ночь, в которой соединяется небо с землей, человек с Богом! Изумлению нет границ, ликование. О! Каждый раз этот возглас. О, сколь чудесно Твоей милости о нас благоволение! О, сколь неизреченно богатство любви: ради искупления раба, Ты предал Сына! О счастливая вина, заслужившая столь славного Искупителя! Так величественно, так возвышенно. Я не листаю требник, я вся обратилась в слух. Меня уносит.

Уносит и когда певец умолкает, и другой голос начинает читать о сотворении мира. В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безводна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош: и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один.

Мне кажется, что я слышу это в первый раз. Словно оно вышло из ночи и только здесь и сейчас обретает облик. И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его: мужчину и женщину сотворил их… И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмый от всех дел Своих, которые делал.

Тишина. Только потрескивают свечи. И тут в церковь пробираются звуки, небесные, металлические. Арфа. Я слушаю аккорды, пассажи, так пластично, словно кто-то играет на моем позвоночнике. И слышу, как звуки замирают.

Чтение второе. Из книги Исхода. О том, как Господь спас сыновей Израилевых и как колесницы и всадников всего войска фараонова покрыло море. Третье чтение. Из книги пророка Исайи. Четвертое чтение. Из пятой книги Моисеевой. Сесть, встать, сесть. Моя тоненькая свеча почти догорела.

Когда благословляют крещальную воду, я вижу Януша, совсем рядом: его благословляющую руку, которая в заключение окропляет нас кропилом. В эту пасхальную ночь мы обновляем обет крещения. Мне кажется, что я впервые по-настоящему причастна. Голова, сердце, ноги. И изумляюсь.

Потом начинается торжественная месса. Окно Воскресения сияет во всем блеске. Resurrexit tertia die! Христос-Искупитель. Могильщики от страха словно сгорбились. И послание Павла коллосянам: Братие! Если вы воскресли со Христом, то ищите горнего, где Христос сидит одесную Бога.

И мы поем «Аллилуйя», все как один человек. Один раз, два, три. Ликующее оцепенение разливается вокруг. Есть только это Сейчас, в котором смешались звуки органа, псалмы и молитвы. И история Воскресения Христа. В изложении Матфея.

По прошествии же субботы, на рассвете первого дня недели, пришла Мария Магдалина и другая Мария посмотреть гроб. И вот, сделалось великое землетрясение, ибо Ангел Господень, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба и сидел на нем. Вид его был, как молния, и одежда его бела, как снег. Устрашившись его, стерегущие пришли в трепет и стали, как мертвые. Ангел же, обратив речь к женщинам, сказал: не бойтесь, ибо знаю, что вы ищете Иисуса распятого; Его нет здесь – Он воскрес, как сказал. Подойдите, посмотрите место, где лежал Господь, и пойдите скорее, скажите ученикам Его, что Он воскрес из мертвых и предваряет вас в Галилее; там Его увидите. Вот, я сказал вам.

Как ангелы двигаются министранты вокруг алтаря, маленькие, большие, с кадильницей и колокольчиками, со свечами и алтарной утварью. Время, кажется, давно остановилось.

Sursum corda! Habemus ad Dominum. Вознесем сердца! Возносим ко Господу. Аллилуйя.

Я четко ощущаю, что этот унисон – признание. И община как плащ для ищущих защиты. Кто одинок – таким здесь не останется. Вера объединяет. И новые свечи начинают новый круг. Так что, меня приняли? Что-то во мне стряхивает страх. Это требует усилий, словно я должна пробить стену. Зато потом меня не удержит уже ничто.