Антиквар - Марина Юденич Страница 38

С бесконечными ресторанчиками и кафе, очень разными и соответственно рассчитанными на разную публику.

У тех, что подешевле, почти обязательно красовались у входа аккуратные дощатые стенды на ножках, извещали о сегодняшнем меню и… неизменно рождали в душе далекие школьные воспоминания. Потому, наверное, что меню дня писано было мелом. Как в школе.

Привычные московские местечки, шумные, бестолковые, застроенные черт-те как — сейчас и не вспомнишь, пожалуй, как именно, — были теперь облагорожены огромными сияющими гигантами. Плазами, отелями, торговыми и офисными центрами, банками.

Увиденное повергло Игоря Всеволодовича в сильное изумление — полноте, да Москва ли это? Хотя отдельные фрагменты прежнего города остались неизменными или преобразились в пределах узнаваемости.

В сущности, реакция была закономерной. И легко прогнозировалась.

Лет десять уже Игорь Всеволодович Непомнящий принадлежал к людям определенного круга. Которые: а) по городу передвигаются исключительно в автомобиле; б) изо дня в день следуют, как правило, одними и теми же маршрутами; в) не имеют обыкновения глазеть по сторонам, ибо — даже если сами управляют машиной — привыкли размышлять в пути о проблемах насущных или отвлеченных. Словом, не бросают на ветер время, проведенное в пути. Потому что к собственному времени относятся с огромным пиететом. И правильно делают.

Теперь, однако ж, вполне могло так статься, что из этого привилегированного круга ему предстояло выпасть — потому, возможно, проклюнулась неожиданная склонность к ротозейству. На всякий случай, на будущее.

Вероятнее, однако ж, подсознание продолжало свои тайные игры — заслонив до поры серьезную, если не сказать — опасную, проблему пустыми случайными мыслями.

Потому не готов был Игорь Всеволодович принять и уж тем более осмыслить происходящее.

Пока — не готов.

Вот и тянуло хитрое подсознание, но исподволь, негромко, вторым вроде бы планом, разматывало уже больную тему. Подбрасывало аккуратно разные, обрывочные пока мысли.

Сначала Игорь Всеволодович как бы невзначай, не придавая особого значения, пытался вспомнить, не затерялась ли в памяти фамилия Щербаков. Поразмышляв таким образом некоторое время, он не припомнил ничего конкретного, хотя что-то смутное мелькало вроде в глубоком омуте забытого. Что-то далекое и малознакомое.

Впрочем, подумал он, это могла быть фамилия артиста, Поэта или вообще литературного персонажа.

Вероятнее всего, так и было.

На всякий случай Игорь все же решил покопаться в бумагах, своих и отцовских.

Вдруг?..

В какой-то миг он отчетливо уловил некий политический дух. Но тут же одернул себя. Сыщики говорили про генерала и героя — вот и политика.

Потом пришла другая, куда более горькая и тревожная мысль. Легко сказать: покопаться в бумагах, которые, естественно, дома.

Домой теперь нельзя.

А куда — можно?

Где ночевать сегодня, и завтра, и… вообще?

Простая и совершенно житейская мысль окончательно развеяла созерцательное настроение, однако оно, похоже, уже сделало свое дело.

Он не паниковал, не было даже чувства, что происходит нечто запредельное. Напротив, воплотившись на время в образ крутого голливудского парня, попавшего в обычную передрягу, Игорь Всеволодович стал методично и взвешенно перебирать в памяти друзей и знакомых, к которым можно было бы напроситься на ночлег. Сказав правду или придумав забойную историю — не суть. В зависимости от ситуации и личности, на которую падет выбор.

Время, однако, шло, стремительно темнело, и бессмысленная поездка начинала основательно тяготить.

К тому же воскресный вечер манил автомобилистов в лабиринты своих больших и маленьких радостей — улицы стремительно пустели. Одинокий джип становился все более заметным.

Выбор между тем никак не складывался.

Кандидатуры отпадали одна за другой, причем совершенно не потому, что друзья Игоря Всеволодовича были людьми ненадежными, трусливыми или, того хуже, непорядочными.

Напротив, каждый отставленный — отставлен был именно потому, что был человеком в высшей степени порядочным. Обречь порядочного человека т такое испытание было свинством в высшей степени.

Здесь нужен был не то чтобы подлец или тем паче преступник, что, впрочем, тоже не годилось категорически. Эти нашли бы миллион и еще одну причину сдать Непомнящего с потрохами. Притом с очевидной выгодой для себя.

Человек нужен был особого склада, безусловно — любитель авантюр, риска.

Смелый, но — по-настоящему, не безрассудно.

Абсолютно уверенный в своих силах, связях и возможностях.

Притом он все-таки должен быть честен, разумеется, умен и — главное — очень хорошо относиться к Непомнящему.

Может быть, даже любить его братской, сестринской или какой другой любовью.

Таковых, как выяснилось, в длинной веренице друзей и приятелей Непомнящего нет и в помине.

Даже отдаленно похожих.

Все было понятно: жил спокойно, преимущественно без экстрима — откуда ж взяться в приятелях крутым техасским рейнджерам?..

Он размышлял — и довольно долго — о вчерашнем знакомце. Тот безупречно подходил по всем параметрам, кроме разве что любви.

Результат раздумий оформился в сознании Игоря Всеволодовича емкой фразой: «Если бы мы встречались хотя бы дважды…»

Добавить действительно было нечего.

Зато дополнительное упоминание любви неожиданно воскресило в памяти еще одно имя. Не забытое — о такой роскоши Игорь даже не мечтал, — но титаническим усилием воли отодвинутое на второй план. Так, чтобы просыпаясь каждое утро — по крайней мере не произносить его, даже мысленно.

И засыпая не делать того же.

"Чушь! — воспоминание отозвалось немедленно, болезненно и резко. — С какой стати? Почему она должна этим заниматься? Решать мои проблемы… Очень мило!

И очень последовательно с моей стороны. К тому же благородно. А муж или кто-то, кто теперь его замещает? Он-то как посмотрит на такой пассаж? С чего это, собственно, я взял, что она сидит одна, как Пенелопа, смотрит вдаль в ожидании… Чего, собственно, ожидании? А вернее — кого? Только не меня. И в Москве ее наверняка теперь нет, и вообще в России. Зачем сидеть в унылой ноябрьской луже, когда весь мир открыт? И не просто открыт — принимает, обожает, боготворит.

Вот, читал же намедни…"

Действительно читал в светской хронике какого-то солидного западного журнала. В самолете по дороге в Лондон. Но об этом лучше было бы не вспоминать.

Сначала он просто разозлился на себя, теперь пришел в ярость.