Чары Шанхая - Хуан Марсе Страница 38

Долго еще я мучился, вспоминая светящиеся полоски на ее коже и алое пятнышко на зубах — ядовитый цветок, который так манил меня в тот день, когда она притворилась мертвой, и в моей душе росли стыд и печаль. Прошло две недели, как вдруг мне представился случай наверстать упущенное.

По воскресеньям Форкат редко отлучался из дому, за все время раз пять или шесть, когда они с сеньорой Анитой ходили на дневной сеанс в кинотеатр «Рокси». В остальные дни он пропадал где-то в городе и неизменно приносил с собой что-нибудь съестное, или же они вдвоем выбирались в «Восточные бани» на пляже в Барселонете; нам они приносили арбуз, а иногда пару килограммов мидий или креветок. Форкат готовил майонез, а затем с таинственным видом входил к нам на террасу и церемонно ставил перед Сусаной дымящееся блюдо сваренных на пару мидий. Сусана звала братьев Чакон, которые, как правило, околачивались где-то неподалеку, и, рассевшись вокруг кровати, мы принимались за угощение.

Мать больше не оставляла ее дома одну, Форкат за этим строго следил. Они предупреждали заранее, если им надо было уйти, и я, отпросившись у капитана, сидел с Сусаной.

Как-то в воскресенье, когда мы остались вдвоем, она порвала очередной неудачный с ее точки зрения рисунок, привстала на коленях и предложила отправиться на экскурсию в комнату Форката.

— Тебе нельзя ходить босиком, — сказал я, когда мы поднимались по винтовой лестнице на второй этаж.

В темной узкой комнатенке, где жил Форкат, царили идеальная чистота и порядок. Он сам стелил постель и мыл пол в крохотной ванной комнате, дверь в которую была приоткрыта. На ночном столике стоял стакан, накрытый кофейным блюдцем, рядом чистая пепельница, возле которой лежали таблетки аспирина и пачка сигарет «Идеал». При нас Форкат не курил ни разу — ни дома, ни в саду, и уж тем более у Сусаны на террасе. Из-под кровати выглядывал уголок старого картонного чемодана.

— Давай посмотрим, что там внутри, — предложила Сусана.

Я вытащил чемодан, и Сусана, встав на колени, открыла крышку. В нос ударил терпкий растительный запах, тот самый непередаваемый аромат рук Форката. Внутри мы обнаружили вырезки из французских газет, географические карты и брошюры туристических агентств, дешевый песенник, зачитанную книгу без обложки под названием «Битва за хлеб», конверты от заграничных пластинок с песнями на английском и французском, а в углу — завернутый в черный джемпер и лоскут желтой замши маленький короткоствольный револьвер, какой-то тусклый, но, по-видимому, новехонький. Не верилось, что он настоящий.

— Это игрушка, — сказала Сусана.

— Как бы не так. — Я взвесил его в руке. — Интересно, он заряжен?

Сусана отобрала у меня револьвер, завернула обратно в джемпер и, положив на место, принялась рассматривать газетные вырезки. По большей части это были заметки из парижских и шанхайских газет, все до одной на французском языке. С одной из фотографий на нас глянула испачканная грязью носатая физиономия велосипедиста Фаусто Коппи, который, словно призрак в тумане, гордо стоял в вихрях снежной вьюги на фоне какого-то горного приюта. Под съеденным молью шарфом мы обнаружили паспорт с фотографией Форката, принадлежавший при этом некоему Хосе Карбо Балагеру; внутри лежала сложенная вдвое записка Кима: «Я должен моему другу Ф. Форкату громадную сумму в сто пятьдесят франков (150 ф.), рюмку коньяку, а также пинок под зад, чтобы не раздавал деньги таким бесстыдникам, как я, Жоаким Франк. Тулуза, май 1941». Еще там лежал испачканный краской старый кошелек, в котором хранилось несколько иностранных монет и билет парижского метро. Ни писем, ни фотографий, за исключением портрета бравого велосипедиста, там не оказалось… Мы были смущены и разочарованы. Разве не уверял Форкат, что ни разу не брал в руки револьвер? Неужели это и есть багаж интеллигентного, образованного человека, объехавшего полмира? Форката, авантюриста с большой буквы, как называл его капитан Блай! И, главное, всего одна книга, да и то старая и зачитанная…

Однако больше всего нас заинтересовали три бутылки из-под вермута с заткнутыми пробкой горлышками, наполненные светлой зеленоватой жидкостью. Сусана откупорила одну из них, и, касаясь друг друга щеками, мы понюхали содержимое; теплый аромат Сусаниных волос и ее горячее дыхание на миг слились с непередаваемым запахом рук Форката.

— Что это? — спросила Сусана, брезгливо поморщившись, и поспешно закупорила бутылку. Охваченный внезапным порывом, я обнял ее за талию, она повернулась ко мне, но тут глаза ее увидали за моей спиной то, чего не замечали раньше, и выражение ее лица изменилось: дверь в ванную была открыта, а на крючке рядом с черным кимоно и пижамой Форката висел малиновый халат с аистами.

Некоторое время она неподвижно смотрела на халат.

— Положи все на место, и пойдем отсюда, — сказал я; но она по-прежнему сжимала в руке бутылку. — Скоро они вернутся и нас увидят…

— Ну и пусть, — ответила она. — Мне все равно.