Мика и Альфред - Владимир Кунин Страница 38

— Я бы СХШ закончил…

— Это еще что?!

— Средняя художественная школа.

— На хрена тебе школа? — удивился Лаврик. — Ты и так рисуешь — зашибись!

Мика промолчал. Потом поднял глаза от клеенки, уставился в Лаврика, сказал неожиданно жестко:

— Завязывать надо, Лавруша. Война идет, а мы… Завязывать и отваливать. Хватит. Намолотили. В будущем году мне все равно в армию идти.

— Может быть, может быть… — Лаврик не то согласился с Микой, не то решил прекратить эту тему.

Но Мика уже вцепился в него, как клещ:

— Давай плюнем на этого старого «планакеша», Лаврик. Что-то за всем этим мне нехорошее чудится!

— Что, с тобой, Мишаня? — слегка испуганно спросил Лаврик.

— Да ни хера особенного! Просто… Я еще этой ночью сон нехороший видел.

Лаврик облегченно рассмеялся:

— Слезай с печи, дедушка! В пришествие Антихриста ты еще не веришь?! Ну, Мишаня… Ну, Минька! Ты даешь!.. Чтобы в пятнадцать лет, спортсмен, физкультурник, можно сказать… художник — культурнейший человек, и… Сон, видишь ли, ему нехороший приснился! Да если бы ты знал, какой сон мне сегодня приснился, ты вообще в штаны наклал бы!.. Слушай. Будто идем мы с тобой по какому-то песчаному пляжу…

— Что?! — потрясеннно воскликнул Мика.

— Тихо ты! — Лаврик осторожно оглянулся по сторонам. — Ты слушай, не «чтокай»… А вокруг нас одна вода. Будто мы вроде как на каком-то острове… А песочек такой мягкий, тепленький, сыпучий…

— Замолчи!!!

— Ладно тебе психовать, — строго сказал Лаврик. — Не хочешь слушать — молчу. Но и ты уж возьми себя в руки, пожалуйста. На дело идем, а ты весь вздрюченный. Не годится. Что это с тобой?

— Давай не пойдем, Лаврик!.. — умоляюще прошептал Мика.

Над клеенчатым столом с холодными и невкусными мантами и жидким разбавленным каймаком повисла пауза. Потом Лаврик спросил:

— А если я скажу — «в последний раз». Пойдешь?

Мика помолчал, посмотрел Лаврику в глаза:

— Действительно в последний раз?

— Век свободы не видать.

— Пошли, — сказал Мика.

* * *

Было уже совсем темно, когда Мика и Лаврик проникли в дом старого планакеша через крышу сарая, сразу же на второй этаж.

Именно в том месте, куда молодой и инициативный товарищ не догадался спрятать сержанта в гражданском и при нагане.

— А где цветы, где оркестр? — одними губами произнес Лаврик.

Ему очень хотелось подбодрить Мику.

Мика внимательно осмотрелся. Осторожно выглянул из-за занавески в окно, выходящее во двор. Там, за высоким дувалом, от посторонних глаз подальше, стояла настоящая степная казахская юрта.

Мика вопросительно посмотрел на Лаврика. Лаврик тоже увидел юрту, тут же неслышно объяснил:

— Дом у них только для понтяры. Или принять кого-нибудь, кто повыше. А кемарят они все равно в юрте, «колбиты» вонючие!..

Из кладовки второго этажа на чердак вела узкая скрипучая деревянная лестница в несколько ступенек. Проход на чердак, вырезанный в потолке кладовки, был прикрыт, но на замок не заперт. Из потолка и крышки торчали две толстые железные серьги, не скованные дужкой навесного замка…

Мика показал на голые дужки, сказал Лаврику на ухо:

— Не нравится мне всё это. И то, что в доме — никого.

— Ты же сам видел, как они отвалили на мотоцикле с коляской! Может, в аул, за товаром…

— Такой планакеш не оставит дом без присмотра. Что-то за этим есть… Может, лапки сделаем, а, Лаврик?

— Ты! Чеканутый!.. То с крыши на крышу, как обезьяна, летает — ни хуя не боится, а то в пустой хате перебздел, как щенок обосранный!.. — зло прошипел Лаврик в лицо Мике и первым полез на чердак.

Мика последовал наверх за Лавриком.

… На чердаке было тепло, паутинно и пыльно.

И хотя Мику била дрожь недоброго предчувствия, он неожиданно и не ко времени вспомнил свой довоенный ленинградский чердак над шестым этажом их покинутого, дома… Большую плетеную корзину с мокрым выстиранным бельем… И Милю — теплую, родную и такую желанную… Вспомнил, как она прижимала Микину голову к своей прекрасной упругой груди, целовала его в нос и растерянно бормотала: «Зайчик… Мой бедный зайчик!..»

— Здесь, — тихо сказал Мика и показал на груду старого тряпья, сваленного в углу чердака, рядом с кирпичным дымоходом.

Неслышными шагами Лаврик прошел в тот угол, стал осторожно разбирать кучу древних стеганых казахских халатов, изношенных и истлевших ситцевых рубах, от времени потерявших свое ситцевое многоцветье, рваных лоскутных одеял, изъеденную крысами кошму…

И наконец перед их глазами предстала железная дверца действительно вмазанного в стену шкафчика. Вот здесь был замок. И какой замок — шифровой, наборный, китайский!

— Открывай, Буратино, — негромко сказал Лаврик. — Доставай свой «золотой ключик» и открывай. Там, за этой дверцей, для тебя начинается новая жизнь… Лаврик не сявка, Лаврик свое слово держит!..

— Тоже мне папа Карло выискался, — недобро процедил Мика.

Он распахнул свой планшет, где, кроме набросков, листов ватмана и застегивающегося отделения с карандашами, резинками и скальпелем для заточки карандашей, лежала коротенькая и мощная фомка.

— Подержи. — Мика передал Лаврику планшет, перехватил фомку поудобнее и резким, привычным движением свернул замок. Но не дал ему упасть на пол, а поймал его в воздухе, чтобы замок не наделал лишнего шума. И распахнул дверцу.

В глубоком железном ящике лежала туго набитая; ишачья переметная сума, сплетенная из крашеного конского волоса.

Лаврик вытащил суму, увидел там пачки денег, показал Мике и процитировал конец старого не очень пристойного анекдота:

— …а ты, дурочка, боялась!..

Но в эту секунду из дальнего угла чердака раздался звенящий и срывающийся от нервного напряжения голос:

— Руки вверх, сучье племя!!!

Дальше все происходило в считанные мгновения… Мика четко увидел ствол нагана и закричал:

— Не стреляй!

Лаврик сильно оттолкнул Мику за кирпичный дымоход и медленно стал поднимать руки, забыв выпустить волосяную переметную ишачью суму, из которой на пыльный дощатый пол чердака посыпались туго перевязанные денежные пачки…

— Приехали, — глухо проговорил Лаврик.

— Выше руки, сволочи!!! — снова прокричал тот же самый голос. В нем прозвучала такая ненависть и такое ликующее торжество, что Мика не выдержал и вышел из-за своего кирпичного укрытия.

— Не стреляй, — повторил Мика.