Милый друг Натаниэл П. - Адель Уолдман Страница 38

И если сейчас она выглядела постыдно жалкой в своем унижении и беспричинной злости, не соответствовало ли это всему тому, что он знал о ней и раньше? Ее испортили красота и богатство; ей недоставало внутренних ресурсов; она по-детски капризничала и упрямилась, когда что-то шло не по ее сценарию. Все это он знал практически с самой первой их встречи. А если знал, но все равно хотел, то имел ли он право бросать ее теперь по той лишь причине, что у него пропал интерес к тому, что еще она могла предложить? Да, имел, тут и сомневаться не приходилось, но и легче от такого рассуждения не становилось.

В большинстве случаев Нейту удавалось унять этот звучащий в голове голос фундаменталистского проповедника. Верить ему не следовало – он все упрощал, он призывал возвыситься, он наделял его высшей, богоподобной властью над другими, подразумевая, без достаточных на то оснований, что он умнее и сильнее Элайзы и, следовательно, единолично ответствен за все случившееся между ними. Тем не менее его отношение к ней менялось, теплело и проникалось сочувствием. Нейт всегда мог, в качестве самооправдания, составить список ее недостатков (она поверхностна; ее озабоченности, даже недовольства – мелки и ограниченны; ее плохо скрываемая гордыня, уверенность в принадлежности ее семьи к высшему классу – вульгарна; она склонна к приобретательству – только нужны ей не деньги, а статус и «подходящий» партнер, альфа-самец), но что, если начистоту, это все значило? Не самая, может быть, восхитительная и великодушная – она все же была личностью. И у нее, если уколоть, тоже шла кровь. Нейт, конечно, не купился на рассчитанные на публику заявления о нанесенном ей невозместимом ущербе – в конце концов, они встречались только полтора года и даже не жили вместе, – но все же признавал, что обидел ее крепко. Он обещал себе постараться, постараться по-настоящему, быть добрее к ней и по возможности помогать. И хотя ему представлялось, что лучше всего было бы разойтись, уйти из жизни друг друга, он обещал Элайзе, что «никогда ее не бросит».

Но и тут Нейт облажался. Не раз и не два общение превращалось в пытку, особенно когда Элайза заводила свою любимую – или его нелюбимую – тему: их отношения и сопутствующие им физические раны. Он не торопился отвечать на ее звонки. Худшим во всем этом было то, что он спал с ней и после разрыва, причем не раз и не два, убеждая себя, что ничего такого тут нет, что она «понимает» ситуацию. Пьяный, одинокий, возбужденный, он, чувствуя еще теплящееся ностальгическое влечение, исхитрялся в какой-то момент не замечать очевидного: ему нужен не столько секс, сколько сеанс отдохновения в лучах ее крепнущего чувства. (Элайза как будто забывала, что когда они были вместе, это она считала его неудачником.) В любом случае, как ему представлялось, она действительно понимала ситуацию лучше. Может быть, она никогда и не допускала, что эти отступления приведут к чему-то большему, чем секс. Элайза не покончила с ним окончательно, но и он не сделал для этого всего, что мог. По крайней мере, Нейт остановился, то есть они перестали спать вместе и сошлись на том, что больше делать это не будут.

Что, конечно, не помешало ей прийти к нему в ту ночь, когда он остался у нее после вечеринки. Она сказала, что несчастна. По большей части – не из-за него. Жизнь для нее изменилась с их первой встречи. Оставаться на должности помощника три с половиной года – это слишком долго, даже если ты помощник главного редактора Очень-Важного-Журнала. Ее попытки написать что-то для журнала ни к чему хорошему не привели. Ее работы принимались редакторами без особого энтузиазма и перерабатывались до такой степени, что это не могло не задевать. Нейт успокаивал Элайзу, говоря, что такое в порядке вещей, что большинство ее сверстников начинают с журналов меньшего калибра, что подъем на высокий уровень занимает немало времени, и ему самому пришлось пройти этим путем, когда он начинал в двадцать с небольшим. Но у нее ситуация была другая: во всем, за что бы она ни бралась, успех приходил к ней быстро. Она оказалась эмоционально не готовой к неудаче. Не умея смотреть со стороны, через призму юмора и скромности, Элайза воспринимала крах ожиданий чересчур болезненно. Она еще крепче держалась за свою работу, хотя порой и называла ее унизительной, и полностью полагалась на престиж журнала и босса – только чтобы сознавать и собственную важность, а следовательно, и безопасность.

Оставаясь красивой, Элайза уже не выглядела столь свежо, как в ту пору, когда они познакомились и она еще только осваивалась в новом городе, взрослой жизни и на литературной сцене, когда только-только попала в огромный мир новым, никому не известным предметом потребления, чей приятный вид обеспечил теплый, восторженный прием. Со временем те самые качества, что привлекли его к ней, ее неоспоримый шик начали блекнуть. Она стала всего лишь еще одной из тех симпатичных, несчастных одиночек, которых можно встретить на определенного рода вечеринках, где они жалуются на работу и партнеров. Элайзу также знали как его «бывшую», что соответствовало действительности, но было не совсем справедливо. По крайней мере, его не называли снисходительно ее «бывшим».

Нейт потер затылок.

– Так как же у тебя дела с Элайзой? – спросила Ханна.

Сидя в кресле напротив, она доброжелательно улыбнулась в ожидании ответа. Ханна рассказала о своем бывшем, но Нейту объяснить отношения с Элайзой было не так просто. В этой истории хватало такого, что не давало повода для гордости. К тому же Ханна знала Элайзу. Разглашать некоторые, далеко не лестные факты, касающиеся одной женщины, другой – той, с которой он спал теперь, – было бы не очень благородно. А еще Нейт ощутил вдруг накатившую усталость.

– Мы встречались какое-то время, – он поднялся, как бы подавая сигнал, что готов переместиться в спальню. – Не сложилось. Теперь мы друзья. Вот, наверно, и все.