Игры для мужчин среднего возраста - Иосиф Гольман Страница 38

— И вот на этом вы пересечете страну? — ужаснулась Вера.

Ефим даже почему-то обиделся за свою машинку, с которой успел сродниться. Впрочем, он тут же вспомнил, что и сам, узрев эти авто, поначалу подумал в том же ключе.

— Еще как пересечем, — нейтрально пообещал он и завел мотор. Движок в 1,7 литра не потрясал отдаваемой мощностью или экономичностью. Но на бескрайних просторах России гораздо важнее было то, что он не глох, хлебнув почти любого бензина. И еще то, что умелые Сашкины руки могли вмиг раскидать и собрать мотор безо всяких хитрых диагностических стендов.

Нет, определенно выбор был правильным.

Вера жила на самой окраине города, а может, и за городской чертой. По крайней мере, кроме них и одинокого мотоциклиста, увиденного профессором в зеркальце заднего обзора, никто так далеко по узкой дорожке не заехал.

Но наконец приехали.

Остановившись перед автоматическими воротами, Ефим даже не мог предположить, насколько приличным окажется это жилище. Видно, финансовая тематика приносила Вере неплохой доход.

В большом гараже, в который они въехали, стоял паркетник «Лексус» и очень эротичный «мерс»-купе. Его давно хотел Береславский, но что-то постоянно оказывалось нужнее и важнее.

Они зашли на сверкающую хромом кухню, набрали легкой еды и всякого питья. Береславский покинул ее без сожаления: хай-тек во всем, что связано с физиологией, его напрягал, а набранная пища и куча одноразовой, но удобной посуды делали подходящим любое помещение.

Затем Вера отвела его в студию. Это было приличное место площадью никак не менее метров восьмидесяти. Из техники — правильно поставленный профессиональный свет и невидимая взору аудиосистема.

Вера налила в фужеры шампанского (Береславскому в такой ситуации было абсолютно безразлично, что пить, но шампанское тоже было роскошным), поставила их на столик. Включила приятную, замечательно воспроизводимую мелодию — в аудиотехнике Ефим разбирался профессионально.

И — легким движением плеч сбросила с себя платье. Правда, в отличие от дневного перевоплощения, когда под черной материей скрывался черный же купальник, теперь под ней не скрывалось ничего.

Откуда-то из недр Ефима чуть не вырвался стон глубокого физического удовлетворения. Но — не время. Он же сам обещал, что — после. Или Верочка передумала?

Нет, не передумала. Вера прямо на голое тело надела короткий голубой рабочий халатик, весь изляпанный пятнами краски. «Черт-те что», — разозлился Ефим. Такой халатик был не менее эротичен, чем полная обнаженка. Но дал же слово!

— Ты уж потерпи, ладно? — усмехнулась женщина.

— Уж потерплю, — согласился Береславский. А что ему оставалось?

Она поколдовала над светом, и Ефим оказался мягко освещен несколькими лампами. Даже жмуриться не приходилось, потому что их свет отражался от специальных зонтов.

— Ну, вот так пойдет, — одобрила Вера и встала к мольберту.

— Так что это будет? — спросил заинтригованный Береславский.

— Как расскажешь живопись? — улыбнулась Вера. — Потерпи немного — увидишь. Я работаю быстро.

— А быстро — это как?

— Если повезет — за три-четыре часа управлюсь.

«Ни хрена себе, — подумал рекламист. — Как бы сегодня не заиметь первый случай любви с виагрой». Но решил не настраивать себя на плохое и приготовился терпеть.

А терпеть действительно пришлось. Оказалось, что просто сидеть, не двигаясь и не меняя положения, — занятие отнюдь не простое. Через некоторое время у него попеременно затекали то рука, то шея, а то и все сразу.

А вид Вериного халатика, хоть и распахивались красиво его полы при ходьбе, уже не вызывал таких безумных эмоций.

«Эх, знать бы, во что ввязываешься… Но ведь все равно б ввязался, чего там!» — честно поправил он сам себя. Уж себя-то точно не обманешь…

Музыка тихо играла, Вера так же тихо ходила вокруг мольберта, искоса бросая взоры на начавшую задремывать модель. Ефим даже чувство времени утратил, потому что менять положение руки Вера строго запретила, а так циферблата было не видно. Вот тебе и любовь…

Оказалось, что это не он подумал. Оказалось, что это Вера сказала. Она подошла вплотную, обняла его нежно и прижались своим халатиком, полы которого опять очень своевременно распахнулись.

— Дождался? — уже не веря, спросил Ефим.

— Ага, — просто сказала Вера.

Дальше было долго и славно. Не так долго, как в кино, и не так славно, как в женских романах. Ну да чего там придираться? По крайней мере, виагра не понадобилась точно.

Потом Вера напоила его горячим кофе.

А тут и интерес у Ефима проснулся — что же она такое наваяла?

Он пошел к мольберту, но Вера его остановила:

— Знаешь, у меня довольно специфическая манера портретирования.

— Ну и что? Все равно интересно.

— Ну посмотри, раз интересно.

Ефим подошел, посмотрел и…

Ну, иногда просто не знаешь, что сказать.

С немаленького — примерно шестьдесят на восемьдесят сантиметров — вертикально расположенного полотна на Ефима глядел…

Безусловно, глядел-то Ефим. Но так же безусловно, что на Ефима глядел бегемот. Не так чтоб фотографично изображенный — не как в книжках Брема. Но бегемот стопроцентный: сильный, нетрусливый (хоть и без нужды не нарывающийся), ценитель сна и лежания в болотной жиже (но умеющий отстоять свое лежбище от любого чужака).

Короче, бегемот — он и есть бегемот, любитель пожрать и потрахаться.

А тут еще пришла Ефиму мысль, что бегемоты-то — родственники кабанов. То есть — свиней. Ну и как относиться к подобному искусству?

— И как тебе? Я тебя увидела — просто влюбилась, — созналась художница.

— В меня или в фактуру? — поинтересовался Ефим.

— Ну, я же тебя еще не знала… — деликатно объяснила Вера.

— Интересно, конечно, — хоть что-то попытался сказать Береславский.

— Значит, не оценил, — вздохнула женщина. Да так эротично вздохнула…

Ладно, бегемот так бегемот.

Береславский схватил Веру, вновь такую желанную, в свои толстые лапы и, засопев, потащил к невысокому дивану.

— Ну вот, я же все правильно увидела, — хихикнула откуда-то снизу Вера.

— Похоже, что да, — вынужден был согласиться справедливый, в общем, Ефим, погружающийся, скажем так, в самое любимое свое состояние.

Уезжал он уже глубокой ночью.

А перед этим Вера показала ему свою галерею. На стенах висели роскошные портреты двух оленей, двух кабанов, медведя, буйвола, осла («Муж, что ли?» — лениво подумал Береславский), кролика и даже черепахи, причем черепахи-самца, по взгляду чувствовалось. Портреты были вполне звериные, однако узнать при встрече изображенного человека было куда легче, чем по фотороботу.