Доктор Данилов в сельской больнице - Андрей Шляхов Страница 38

«Вольдемар, а может, тебе хочется адюльтера, но не хочется признавать это? — спросил себя Данилов, косясь на ковыляющую рядом соседку, и через два шага ответил: — А ну его!»

Предпосылкой могло стать охлаждение отношений с Еленой. Приезжать она больше не приезжала, а если и звонила изредка, то всегда по делу: сообщить, что Данилова искал кто-то из соседей по старой квартире, узнать, не нужно ли ему еще чего-то из теплых вещей (вещи предполагалось выслать посылкой — очень показательно!), или спросить, не возражает ли он против того, если они с Никитой на Новый год уедут в Питер. Глупый вопрос (чего там возражать?) почему-то сильно рассердил Данилова, и он ответил, что не возражает и даже придет на станцию помахать ручкой их поезду, когда тот будет проходить мимо Монакова. Елена в свою очередь тоже психанула, сказала, что незачем так себя утруждать, и больше с тех пор не звонила.

Самым прикольным было то, что питерские поезда мимо Монакова не проходили. Оно лежало немного в стороне и от автомобильной, и от железнодорожной дороги.

Потом уже, после разговора, Данилов догадался, что питерский вопрос мог быть завуалированным приглашением присоединиться к ним, шагом навстречу, и отругал себя за тугодумие. Но делать ответных шагов не спешил, решил, что надо выждать немного, дождаться длинных выходных (чертов Дударь обещал выйти со дня на день, но не выходил, ссылаясь то на боль в плече, то еще на что-нибудь), нагрянуть в Москву как снег на голову и сгладить все углы.

Предпосылки остались предпосылками еще и потому, что интуитивно чувствовалась в Марине хищница, не склонная делиться ни с кем своей добычей. Недаром Полянский всячески избегал, как он выражался, женщин с неустроенной судьбой, предпочитая востребованных, тех, кто пользовался постоянным успехом у мужчин. Последние были избалованы, это Полянский признавал, но зато от них легче было отделаться, расставания в большинстве своем выходили не слишком проблемными. Марина производила впечатление женщины, от которой, раз уступив, уже не отвяжешься. Не отпустит. Менее настойчивая особа давно бы уже оставила попытки соблазнить Данилова, искусно притворявшегося бесчувственным. Она же прекращала их лишь на время, подобно осторожному охотнику, боящемуся спугнуть дичь, возобновляя их при первом же удобном случае, как сейчас.

— Я так люблю смотреть на звезды, — сказала Марина.

— Так что в итоге у вас будет? — Разговаривать о звездах Данилову не хотелось. — Совмещенное отделение — родильно-гинекологическое? Это какая-то чушь!

— Оно останется прежним. — Марина оторвала взгляд от неба и стала смотреть под ноги, что, по мнению Данилова, было весьма кстати. — Только нам передадут родблок, и мы станем оказывать родовспоможение по экстренным показаниям…

Родильное отделение при Монаковской ЦРБ самоликвидировалось с подачи доктора Мельниковой, устроившейся работать в частную клинику, расположенную в подмосковном Клину. Меньше часа езды на электричке, хороший, по монаковским меркам, прямо огромный оклад, тихая и спокойная работа — амбулаторное ведение беременных и аборты. Не работа, а мечта всей жизни.

Родильное отделение монаковской ЦРБ всегда славилось своей сплоченностью. Вместе работали, дружили, детей крестили. Поэтому, едва освоившись на новом месте, Мельникова перетянула к себе весь коллектив отделения, за исключением санитарок, в которых бурно развивающаяся частная клиника не нуждалась.

В одно прекрасное утро заведующая родильным отделением Карпович после утренней конференции вручила заместителю главного врача по медицинской части заявления об уходе от себя, старшей акушерки Карцевой, врача Лагутько, троих акушерок и процедурной сестры. У той случилась небольшая истерика. Шутка ли, сразу семь бойцов акушерского фронта готовятся выбыть из строя! После этого начались проникновенные беседы главного врача со всеми дезертирками по очереди. Беседы не увенчались успехом, дамы твердо стояли на своем.

— Поймите же вы, больница — это стабильность! — восклицал Юрий Игоревич.

— Видели мы ее! — отвечали они.

Матершинница Карцева пошла дальше: сказала, где именно она хочет видеть стабильность и всю родную ЦРБ вместе с главным врачом.

— Вы нас столько лет завтраками кормите, — упрекнула она, — «потерпите, будет лучше…». А становится только хуже. Я лучше буду в день два часа на дорогу тратить, но зато без нервотрепки и вечного «давай, Таня, давай, кроме тебя некому!».

— Обратно не возьму! — пригрозил Юрий Игоревич.

— Да я лучше на панель пойду или под поезд брошусь! — ответила грубиянка.

Юрий Игоревич скептически посмотрел на Карцеву (рост — метр восемьдесят два сантиметра, вес — 130 килограмм) и подумал, что лучше уж сразу под поезд, чем на панель.

Закончив последний разговор с процедурной медсестрой Тютюнник, Юрий Игоревич погрузился в раздумья. Не полагается главному врачу медсестер уговаривать, на то главная медсестра Бубликова имеется, но уж очень хотелось докопаться до истинных причин массового увольнения. Как-то не верилось Юрию Игоревичу, что все дружно сорвались с насиженного-пересиженного места в погоне за длинным рублем и спокойной жизнью.

На лихорадочный поиск кадров («Хоть со статьей, хоть судимых, хоть кого, лишь бы с дипломом и сертификатом!») ушла неделя. Поняв, что кадров не будет, главный врач поставил перед фактом свое непосредственное начальство — районный отдел здравоохранения. Результатом стал приказ о закрытии родильного отделения монаковской ЦРБ. Отныне жительницам монаковского района предстояло рожать в Твери, в родильном доме № 2, в который их должна была доставлять «скорая помощь». «Прием рожениц по экстренным показаниям осуществляется в отделение гинекологии» — помимо прочего говорилось в приказе, и данная фраза вызвала беспокойство и даже возмущение у гинекологов.

Гинекологов можно было понять: кому охота делать чужую работу, да еще такую тяжелую и ответственную. Ясно же, что будущие мамы монаковского района не захотят ехать в Тверь рожать там вдали от родных, а будут тянуть до последнего, до отхождения околоплодных вод и являться в гинекологическое отделение ЦРБ. Если воды отошли, врачам деваться некуда и переводить уже нельзя — женщине, находящейся в родах, положено рожать в том медицинском учреждении, в которое она обратилась.

Гинекологи представили, что их ожидает, и заволновались. Заместитель главного врача по детству и родовспоможению Щеглова успокоила их как могла, сказав, что дала неофициальное распоряжение госпитализировать всех «девятимесячных» заранее, недели за две до предполагаемого наступления родов, в отделение патологии беременных второго тверского роддома, чтобы уж наверняка оградить гинекологию ЦРБ от посягательств и лишней нагрузки. Госпитализировать беременную при желании нетрудно: всегда можно придраться к повышенному давлению, плохому анализу мочи или еще чему-нибудь.

— Поймите, это чистая формальность, — увещевала коллектив гинекологии Щеглова, не поленившаяся ради такого случая прийти в ординаторскую. — Мы же не можем оставить район вообще без родовспоможения. Ну, обратится когда-нибудь роженица, так вам же самим интересно будет, вы же, поди, акушерство давно забыли…