Искусство путешествовать - Ален де Боттон Страница 38

«Я как сейчас помню радостное возбуждение, охватившее меня накануне того зимнего переезда из Парижа в Арль», — вспоминал Ван Гог позднее о шестнадцатичасовой поездке на поезде из столицы Франции в Прованс. Приехав в Арль — самый богатый город в провинции, крупнейший центр торговли оливковым маслом и производства и разработки различного железнодорожного оборудования, — Ван Гог перетащил свои чемоданы по снегу (в тот день в Арле выпало просто невероятное для тех мест количество снега — около десяти дюймов) в небольшую гостиницу «Каррель», расположенную неподалеку от северного сектора старинной городской стены. Ни прохладная погода, ни крохотная комната в отеле — ничто не могло омрачить настроение Ван Гога, испортить впечатление от переезда. В письме сестре он уверенно заявлял: «Я просто уверен, что жизнь здесь хотя бы приятнее и комфортнее, чем во многих других местах».

В Арле Ван Гог прожил до мая 1889 года. За эти пятнадцать месяцев он создал примерно двести картин, сто рисунков и около двухсот писем — со временем этот период станет принято называть самым продуктивным и плодотворным в творческой жизни художника. На первых холстах, относящихся к нему, мы видим Арль в снегу, бледное прозрачное зимнее небо, розоватую подмороженную землю. Через месяц после приезда Ван Гога в Прованс пришла весна. Он написал четырнадцать пейзажей с цветущими деревьями, выбирая живописные места в окрестностях Арля. В начале мая был написан подъемный мост Лаглуа, перекинутый через канал, соединяющий Арль и Бук, а в конце месяца Ван Гог запечатлел несколько панорам равнины Ла-Кро с холмами Альпилл на заднем плане и руины аббатства Монмажур. Остались в творческом наследии Ван Гога и картины, написанные с противоположной точки, — виды Арля с полуразрушенных стен старинного аббатства, куда Ван Гог забирался с мольбертом и красками. К середине июня его внимание переключилось на новую тему — сбор урожая. За каких-то полмесяца художник успел запечатлеть сельскохозяйственные работы на десятке холстов. Работал Ван Гог невероятно быстро. Сам он описывал свой настрой в то время такими словами: «Быстрее, быстрее, быстрее — как крестьянин, который молча работает, обливаясь потом на солнцепеке, не обращая внимания ни на что, кроме самой работы и урожая. Я работаю целыми днями, даже в самую жару, под палящим солнцем, и мне это нравится, я чувствую себя как греющаяся под полуденным солнцем цикада. Господи, как жаль, что я приехал в эти края не когда мне было лет двадцать пять, а сейчас, когда я уже на десять лет старше!»

Значительно позднее, объясняя брату, зачем нужно было переезжать из Парижа в Арль, Винсент Ван Гог привел два довода: во-первых, ему хотелось «написать юг», и, во-вторых, он хотел через собственное творчество помочь другим людям «увидеть» его. Несмотря на то, что он вовсе не был уверен, что ему лично удастся — через свой талант и мастерство — добиться этой цели, в теоретической осуществимости проекта Ван Гог никогда не сомневался. Он был твердо убежден, что художникам дан дар так запечатлевать те или иные уголки мира, что впоследствии у других людей открываются глаза, и они порой видят знакомые места совершенно иначе.

У Ван Гога имелись веские основания верить, что искусство способно давать человеку возможность по-новому увидеть мир. Воздействие тех или иных произведений как изобразительного искусства, так и литературы он не раз и не два испытывал на себе как зритель и читатель. Переехав из родной Голландии во Францию, Ван Гог много читал. Среди его любимых писателей были Бальзак, Флобер, Золя и Мопассан. Их книгам художник был благодарен за то, что они открыли ему глаза на французское общество, на динамику его развития, на происходившие в нем процессы и на его психологические особенности. «Мадам Бовари» рассказала о жизни провинциального среднего класса, а «Отец Горио» поведал о парижских студентах — бедных, но гордых и полных амбиций. Людей, подобных тем, что были описаны великими писателями, Ван Гог в изобилии встречал здесь, во Франции.

Мировая живопись также во многом помогла ему по-настоящему прозреть. Ван Гог не раз отдавал дань уважения тем великим художникам, картины которых дали ему возможность полнее или по-новому увидеть те или иные цвета и оттенки. Так, например, Веласкес словно вручил ему географическую карту, по которой можно было безбоязненно пускаться в путешествие по бескрайнему миру различных оттенков серого. На некоторых холстах Веласкеса изображены интерьеры небогатых испанских домов с мрачно оштукатуренными кирпичными стенами. Даже в полдень, когда, спасаясь от жары, люди закрывают ставни на окнах, преобладающим цветом в таких комнатах оставался могильно-серый. Лишь там, где ставни были неплотно прикрыты или где в них отсутствовали одна-две планки, царство серого вспарывалось сверкающими золотистыми лучами. Естественно, не Веласкес придумал подобный контрастный эффект. Многие художники пользовались таким приемом задолго до него, но очень немногим хватило мастерства и таланта на то, чтобы нагрузить этот контраст особым смыслом и превратить один из множества профессиональных приемов в средство передачи художественно значимой информации. По крайней мере, для Ван Гога Веласкес стал первооткрывателем нового континента, целого нового мира — мира света. И этот мир великий последователь с готовностью и почтением называл именем своего великого учителя.

В Арле Ван Гог обычно обедал в типичных местных ресторанчиках с темными стенами и закрытыми в жаркие дни ставнями. Как-то раз прямо за обедом он стал писать брату, рассказывая ему о том, что заметил в его интерьере нечто подчеркнуто веласкесовское: «Ресторан, в котором я сегодня обедаю, — странное и необычное место. Здесь все серое… Серое — по-веласкесовски. Примерно так же, как в интерьере его „Прядущих женщин“. Атмосфера, цвета — все точь-в-точь как на той картине, даже луч, пробивающийся сквозь неплотно прикрытые ставни — и тот на своем месте… Через кухонную дверь я вижу старуху-хозяйку и низкорослого толстого официанта. Они оба одеты в серое, белое и черное… Нет, это просто оживший Веласкес».

С точки зрения Ван Гога, каждый великий художник дает возможность зрителю увидеть какой-то особый уголок мира более отчетливо и выпукло. Если Веласкес был его проводником в мир суровых, почти серых лиц старых поваров, то Моне показал палитру закатов, Рембрандт продемонстрировал, что такое утренний свет, а Вермеер ввел его в общество девушек-подростков из Арля («идеальный вермееровский персонаж», — объяснял Винсент брату, заметив неподалеку от городской арены «отличный экземпляр», относящийся к последней категории). Небо над Роной после летнего ливня напоминало ему о Хокусае, пшеница — о Милле, а молодые женщины в Сент-Мари-де-ла-Мер — о Чимабуэ и Джотто.

3

К счастью для нас, несмотря на уважение, испытываемое к предшественникам, Ван Гог вовсе не считал, что им удалось исчерпывающе запечатлеть все то, что ему довелось увидеть на юге Франции. Очень многое, с его точки зрения, вообще ускользнуло от их внимания и нуждалось в срочном отображении на холсте. «Господи, сколько же я видел картин, авторы которых абсолютно несправедливы к тому, что берутся изображать кистью и красками, — говорил он. — В общем, мне еще есть над чем поработать и где развернуться».

Так, например, судя по всему, никто до Ван Гога не обратил внимания и не запечатлел на холсте совершенно особое очарование, непохожесть на других внешнего облика жительниц Арля — средних лет и относящихся к среднему же классу: «Есть здесь женщины, подобные тем, что я видел на картинах Фрагонара или же у Ренуара. Но есть и другие — те, с которыми я не могу связать ни одно из имен моих предшественников-живописцев (курсив мой. — А. Б.)». Крестьяне, работавшие на полях вокруг Арля, тоже, судя по всему, оставались не замеченными другими художниками: «Милле разбудил наше восприятие и научил видеть сельского жителя на фоне окрестного ландшафта, но, судя по всему, до сих пор никому не приходило в голову запечатлеть для нас на холсте настоящего француза-южанина». «Вот мы, современные художники, умеем ли мы рисовать обычного крестьянина? Уверен, что нет. Едва ли кто-то из нас знает, с какой стороны к нему подойти, как за него взяться».