Литературный призрак - Дэвид Митчелл Страница 38

Пару раз я думала об отце. Что он до лета не доживет, мы понимали оба. Даже оставшись здесь, в деревне, где уютнее. Перед уходом я зашла в дальнюю комнату, где он лежал, выползая из постели только по нужде.

— До свидания, — сказала я.

Под его кожей было не больше жизни, чем в останках мухи, запутавшейся в паутине. Глаза прикрыты веками. Что там, под ними? Раскаяние, обида, безразличие? Или пустота? Пустота часто сходит за мудрость.

Весна в тот год наступила поздно. Зима успела напоследок прихватить побеги и почки. Ни одного паломника не появлялось из тумана. Горная кошка полюбила вытягиваться на ветке моего Дерева и наблюдать за дорогой. Под крышей домика свили гнездо ласточки: добрая примета. Изредка мимо проходили монахи. Я всегда приглашала их зайти и узнавала от них последние новости. Они говорили, что такой вкусной пищи, как голубиное мясо, тушенное с кореньями, они не ели уже много недель.

— Внизу вымирают целыми семьями, — рассказывал один. — Люди едят сено, кожаные ремни, кусочки ткани. Что угодно, лишь бы заполнить пустоту в желудке. Когда они умирают, некому их похоронить и исполнить погребальный обряд, поэтому они не смогут ни отправиться на небо, ни даже переродиться.

Однажды утром я открыла ставни и увидела, что вершины деревьев в цвету. Святой горе не было дела до человеческих бед. В тот день заходил один монах.

— Мао издал новый декрет. У пролетариата обнаружился новый враг — воробьи. Они пожирают народные семена. Всем детям приказано пугать птиц трещотками, не позволять им сесть. И птицы замертво падают на землю от изнеможения. Беда в том, что теперь стало некому уничтожать насекомых. На полях нашествие сверчков, гусениц, мух. К Сычуани движутся полчища саранчи. Вот что случается, когда человек воображает себя богом и уничтожает воробьев.

Дни становились длиннее, пришла пора жаркого солнца и синего неба. Возле пещеры я нашла дупло с диким медом.

— Ваша семья осталась жива, — сообщил монах, который пришел из деревни, — Но только благодаря деньгам, которые сумела передать ваша дочь из Гонконга. После Нового года ее выдали замуж. Муж работает в ресторане у порта. Ждут ребеночка. Скоро вы станете бабушкой.

Сердце мое сжалось в комочек. Родственники поливали грязью мою девочку с самого дня ее рождения. А она спасла им жизнь.

Осень добавила желтой краски в листву. Я заготовила дров, орехов, насушила сладкого картофеля и ягод, заполнила кувшины диким рисом, укрепила стены, готовясь к зимним буранам, залатала одежды из кроличьего меха. Отправляясь в лес на заготовки, брала колокольчик, чтобы отпугивать медведей. Я еще летом решила, что останусь зимовать наверху. Сестрам в деревню переслала весточку. Они не стали меня разубеждать. Когда выпал первый снег, я была полностью готова к зимовке.

Чайный домик скрипел под тяжестью снежных заносов.

Семья оленей поселилась по соседству.

А я постарела. Кости болели, медленнее текла кровь по жилам. Когда в середине зимы начались сильные бураны, домик занесло по крышу, и мы с Учителем Буддой оказались надолго заперты в нем. Но я твердо решила дожить до конца зимы, чтобы услышать весеннюю капель и поцеловать мою девочку.

* * *

Когда я впервые в жизни увидала чужеземца, то не знала, что и подумать! Я догадалась, что это мужчина. Роста великанского, волосы желтые! Желтые, как моча у здорового человека! С ним был проводник-китаец, а через минуту я поняла, что он и сам говорит на настоящем языке! Моим племянникам в новой деревенской школе много рассказывали про чужеземцев. Они порабощали наш народ многие века, пока коммунисты под руководством Мао Цзэдуна не освободили нас. Чужеземцы вообще любят порабощать и воевать друг с другом. Что для нас зло — для них добро. Они пожирают собственных детей, вкус говна им слаще меда, а моются они раз в месяц. Когда слушаешь их речь — можно подумать, это поросенок пукает. Они совокупляются там, где настигнет охота, даже на улицах, как кобели, которым встретилась течная сука.

И вот он стоит передо мной, этот дьявол во плоти, и говорит на настоящем китайском языке с живым китайцем. Он даже похвалил мой зеленый чай за свежесть и аромат. От удивления я ничего не ответила. Чуть погодя любопытство пересилило отвращение, и я спросила:

— Из какого мира ты пришел? Мои племянники говорят, что кроме Китая есть много других земель.

Он улыбнулся и разложил на столе красивую картину.

— Это, — сказал он, — карта мира.

Никогда не видала ничего подобного.

Я посмотрела в самую середину — думала увидеть Святую гору.

— Где гора? — спросила я его.

— Вот. — Он указал точку с краю. — Сейчас мы находимся здесь.

— Я ничего не вижу.

— Она очень маленькая.

— Не может быть. Гора очень большая.

Он пожал плечами, как делают обычные живые люди. Здорово научился прикидываться.

— Посмотри, вот Китай. Его видно, правда?

— Да, видно. Но все равно он очень маленький. Тебе, наверное, подсунули испорченную карту.

Его проводник рассмеялся. Я не вижу ничего смешного, когда кого-то надувают.

— А вот это моя страна. Называется Италия.

Италия. Я попыталась произнести это название и чуть не сломала язык — такие звуки невозможно выговорить.

— Твоя страна похожа на башмак.

Он кивнул, соглашаясь. Сказал, что живет на каблуке. Все это слишком странно. Проводник попросил меня приготовить поесть.

Пока я готовила, чужеземный дьявол продолжал разговаривать с проводником. Меня поразило, что они друзья! Как друзья они обращаются друг с другом, делятся хлебом. Разве может живой человек дружить с дьяволом? В голове не укладывается. Может, он хочет ограбить дьявола, когда тот уснет? Тогда понятно.

— Почему ты никогда не говоришь о Культурной революции? — спросил дьявол. — Боишься доносчиков? Или скоро историю опять перепишут, как будто никакой Культурной революции не было?

— Ни то ни другое, — отвечал проводник. — Я не хочу говорить о ней, потому что это было слишком ужасно.

Мое Дерево давно пребывало в тревоге, причины которой я не понимала. На северо-востоке была видна комета. Мне приснилось, будто свиньи роются в крыше домика. Густой туман окутал Святую гору и не рассеивался много дней. Темные совы ухали среди бела дня. Потом появились эти красные дружинники.

Человек двадцать или тридцать. Большинство — мальчишки, которые только-только начали брить бороду. На рукавах красные повязки. Они маршировали по дороге с дубинками и самодельным оружием в руках. Подойдя поближе, стали что-то выкрикивать нараспев. Я и без объяснения Учителя-Будды поняла, что пришла беда.

— Что можно разрушить, — выкрикивали одни.

— Нужно разрушить, — отвечали другие.