Дети стадной эпохи - Лю Чжэньюнь Страница 38

— Только на минутку, на одну минутку.

Справив малую нужду, они вместе направились в номер двести восемь, чтобы встретиться с гостями из министерства образования. Так как это был деловой визит, спиртного за обедом не было, поэтому Ли Аньбан произнес несколько тостов, поднимая чашку с чаем. Потом он вернулся к своим гостям и обнаружил, что те в его отсутствие уже изрядно напились: их физиономии раскраснелись, а языки еле ворочались. С одной стороны, Ли Аньбан воспринимал этих визитеров как простых открытых людей, которые всегда, независимо от обстановки, вели себя естественно. Но, с другой стороны, он понимал, что, напившись в таком месте, они рискуют осрамиться, при этом пострадают не только они. Если Чжу Юйчэнь узнает, что Ли Аньбан до одури напоил его отца, все его усилия помириться пойдут прахом, поэтому Ли Аньбан сделал секретарю знак, что надо закругляться. В этот самый момент дверь распахнулась, и на пороге появился заместитель председателя Собрания народных представителей провинции Чжу Юйчэнь. Он был мрачнее тучи и даже не посмотрел в сторону Ли Аньбана. Все его внимание было приковано к столу и раскрасневшимся лицам отца и двоюродного племянника. Эти двое, увидав Чжу Юйчэня, тотчас вскочили со своих мест. Чжу Юйчэнь уселся на стул, а те, ожидая его реакции, сесть не решались и лишь дрожали от страха. Ли Аньбан сразу понял, что бродившие на родине Чжу Юйчэня слухи о том, что он боится своего отца, полная чушь. Тем более было невозможно представить, чтобы отец в порыве гнева мог прилюдно залепить Чжу Юйчэню пощечину. Это не Чжу Юйчэнь боялся своего отца, а отец боялся Чжу Юйчэня. Когда все наконец встало на свои места, Ли Аньбан сопоставил Чжу Юйчэня, который сидел перед ним, с Чжу Юйчэнем, которого он знал двадцать пять лет назад. Ну где это видано, чтобы человек, дослужившись до столь высокого поста, мог бояться какого-то мясника-деревенщину? Ли Аньбан тут же понял, почему старик не сообщил о своем приезде сыну. Возможно, слухи о том, что Чжу Юйчэнь боится отца, пускал он сам. Поскольку старик на самом деле боялся сына, он никогда ни о чем ему не рассказывал, а просто использовал его авторитет для устрашения других; возвеличивая себя, он попросту блефовал и вмешивался куда ни попадя, досаждая уездным и городским властям. Не смея ни о чем просить Чжу Юйчэня, он пристал со своей просьбой к Ли Аньбану, тот с ней справился, и благодарный старик вместе со своим двоюродным внуком приехали с поклоном аж из самой деревни. Раз уж на то пошло, это не Ли Аньбан одурачил старика, а наоборот, старик одурачил Ли Аньбана, поймав его на свою удочку. Ли Аньбан не знал, смеяться ему или плакать. Между тем Чжу Юйчэнь, уставившись на отца, произнес:

— Тебе недостаточно позорить нашу семью дома, так ты еще и сюда явился?

Следом он уставился на племянника.

— Я только что звонил в уезд и узнал, что за комедию вы там устроили. Твою новую должность уже аннулировали!

Тут же он рыкнул:

— Машина на улице, марш за мной.

Отец и племянник Чжу Юйчэня, словно побитые Сунь Укуном ^[27] оборотни, вернули свою изначальную сущность, а заодно и протрезвели. Не смея пыжиться, они пугливо выскочили вон, так что через минуту их след простыл. Чжу Юйчэнь поднялся со своего места и, в упор посмотрев на Ли Аньбана, гневно бросил: «Омерзительно!» — после чего развернулся и ушел, хлопнув дверью. Когда Чжу Юйчэнь вышел, Ли Аньбан тяжело опустился на стул, он понял, что опростоволосился. Как говорится, и курицы не украл, и горсть риса потерял. Через отца Чжу Юйчэня он хотел помириться с Чжу Юйчэнем, но неверное представление об отношениях отца и сына привело к тому, что Чжу Юйчэнь тоже неверно истолковал помощь Ли Аньбана и решил, что тот просто-напросто дразнит обезьяну. Отдавая себе полный отчет, каковы родственники Чжу Юйчэня и понимая всю абсурдность их требований, Ли Аньбан все-таки дал распоряжение городским и уездным властям эти требования удовлетворить. Разве тем самым он не выставил Чжу Юйчэня в дурном свете? Не исключено, что Чжу Юйчэнь раскусил стратегию Ли Аньбана, который метил в губернаторы. Со дня на день к ним в провинцию должна была явиться экспертная группа ЦК, руководителем которой был одногруппник Чжу Юйчэня, и, вместо того чтобы действовать открыто и благородно, Ли Аньбан затеял коварную интригу и проникнул в семью Чжу Юйчэня. Выходит, что тем самым он и самого Чжу Юйчэня принимал за дурачка? Наверное, поэтому, перед тем как хлопнуть дверью, Чжу Юйчэнь бросил ему: «Омерзительно!» Что бы могло значить это его «омерзительно»? К чему оно относилось: к создавшейся ситуации или же непосредственно к поведению Ли Аньбана? Как бы то ни было, данное замечание можно расценивать как окончательную точку в их отношениях. Если бы Ли Аньбан не совершал обходного маневра, то вполне возможно, Чжу Юйчэнь и не говорил бы о Ли Аньбане ничего хорошего, но зато и не стал бы сводить его в могилу. Но теперь, раскусив эгоистичные намерения Ли Аньбана, который попросту использовал его и его отца в своей игре, Чжу Юйчэнь сотрет Ли Аньбана в порошок. Восемнадцать лет назад ради должности первого заместителя мэра Чжу Юйчэнь, мечтая засадить Ли Аньбана за решетку, не постеснялся оклеветать его в присвоении двух миллионов. Теперь, озлобившись на Ли Аньбана пуще прежнего, он запросто решится оклеветать его в присвоении двухсот миллионов, лишь бы Ли Аньбан навсегда убрался в свою деревню. Заметив, что после визита Чжу Юйчэня Ли Аньбан выглядит как побитая собака, секретарь Ли Аньбана осторожно заметил:

— У этого начальника Чжу нет никакой выдержки.

Ли Аньбан, словно очнувшись, быстро ответил:

— Не думал, что начальник Чжу перевернет все с ног на голову. По правде говоря, я всего лишь помог его родственникам. — Качая головой, он со вздохом добавил: — Если человек во всем ищет злой умысел, то что бы ты ему ни сделал, все будет плохо.

Ли Аньбан прекрасно представлял последствия этой истории. Чем дольше он об этом думал, тем больше его бросало в дрожь. Вернувшись в свой кабинет, он всю оставшуюся половину дня думал, как ликвидировать или хотя бы смягчить возможные последствия, но так ничего и не придумал. Но, как говорится, беда не приходит одна: вечером, уже к концу рабочего дня, в кабинет Ли Аньбана поспешно зашел секретарь и сообщил еще одну плохую новость. Эта новость была гораздо хуже истории с Чжу Юйчэнем. Секретарь сообщил, что к прежнему подчиненному Ли Аньбана, а ныне мэру города Сун Яоу, по итогам проверки дисциплинарной комиссии применили «двойное указание» ^[28]. Ли Аньбан был поражен.

— Когда это случилось? — спросил он.

— Два часа назад.

— Ведь не было никаких намеков.

— Это точно. Во второй половине дня мэр Сун был на заседании, а когда оно закончилось, сотрудники комиссии увели его прямо со сцены.

Ли Аньбан тяжело плюхнулся на диван. Он четко осознавал, что сотрудники дисциплинарной комиссии наверняка нашли какие-то неоспоримые доказательства нарушения закона, в противном случае они бы не стали бить по траве, чтобы вспугнуть змею. Если к кому-то из чиновников применяли «двойное указание», то ни один из них уже не мог выйти чистым из воды. Все они признавали многочисленные факты своего разложения и коррупции. Пока комиссия проверяла какого-нибудь чиновника, она оставалась в тени, действуя незаметно и неспешно, так что заранее никто ни о чем и не догадывался. Но когда необходимые доказательства были собраны и созревал подходящий момент, сотрудники комиссии неожиданно нападали. Зачастую случалось так, что только вчера какого-нибудь чиновника показывали по телевизору, а уже на следующий день он вдруг пропадал без вести, а потом на сайте дисциплинарной комиссии публиковалась заметка, что к этому чиновнику применили «двойное указание». Раньше, когда такое происходило с другими, Ли Аньбан лишь сетовал на жест кость дисциплинарной комиссии, но, сказать по правде, все эти истории были от него очень далеки. А сейчас, когда по «двойному указанию» вдруг забрали Сун Яоу, Ли Аньбану показалось, что беда стучится уже и к нему в дверь. Ведь он лично шаг за шагом взращивал Сун Яоу, и, разумеется, пока тот поднимался по карьерной лестнице, они покрывали интересы друг друга. Это длилось не год и не два, а целых двадцать пять лет. За двадцать пять лет своего роста Сун Яоу занимал посты руководителей самых разных уровней, так что если комиссия узнала, каким образом строилась карьера Сун Яоу, то Ли Аньбана могли не только упрятать за решетку, но и отправить на плаху. То, что Сун Яоу забрали по «двойному указанию» — факт, опровергать который было бессмысленно. Теперь стоило беспокоиться лишь о том, чтобы Сун Яоу не втянул в это дело других. Если судить по другим чиновникам, задержанным комиссией, то еще не было того, кто бы не дал показания против других. Многие чиновники еще на этапе, когда их усаживали в машину, чтобы отвезти на допрос, не успев добраться до места, выкладывали все случаи собственного разложения и коррупции за несколько десятков лет. С их языков только и успевали слетать имена сообщников и тех, кто давал им взятки. Раз так поступали другие, то где гарантия, что так не поступит Сун Яоу? Если же Сун Яоу раскроет свой рот, то Ли Аньбан станет следующим, кого привлечет дисциплинарная комиссия. Ли Аньбана прошиб холодный пот. В этот момент дверь в кабинет открылась и к нему быстрым шагом вошел Дуань Сяоте. Обычно, прежде чем войти, тот всегда докладывал о своем визите секретарю, даже если секретаря не было, то он хотя бы стучался. Но на этот раз он ворвался без всякого разрешения и, еле переводя дух, выпалил: