Голубиная книга анархиста - Олег Ермаков Страница 37

Все эти побеги, страхи, схватки, — в них что-то блаженное, кайфовое, потому что небо нирванически синее, воздух чист, краски счастливые.

«Не стреляйте… не стреляйте…»

И они не стреляют, горные альпийские стрелки.

Вале снился ужасный сон.

В деревянных купальнях для детей возился крокодил, слышны были вопли, визг, животное хватало детей, изворачивалось, мелькал его бледный живот в крапинках, лапы бороздили воду. А потом на полу в комнатке диванный валик в целлофане внезапно ожил, и целлофан обернулся кожей, а сам валик — акулой, она разинула пасть, пытаясь схватить летающую черепаху…

Вася проснулся, полежал в темноте. Что-то его беспокоило. Он приподнялся, вгляделся. Валя была на месте. Попытался уснуть, но почувствовал, что надо выйти. Слишком много чая выпил на ночь. Позевывая и почесываясь, он вышел, накинув пальто. В туалет решил не идти, а отлить неподалеку на землю. Земля уже оттаяла и быстро все впитывала. Ферма тонула во мгле. Но что-то как будто мелькало, двигалось. Словно земля ходуном ходила. И — снег, что ли успел выпасть? Светлые пятна лежали там-сям… И они двигались… Вася протер глаза. Вдруг что-то ткнулось в его голую ногу, мягкое и холодное. Вася вздрогнул. Это отскочило, зашлепало по грязи. Так и забыв помочиться, Вася кинулся в вагончик. Зажег лампу и выскочил на улицу, пошел, озираясь. И в круг света вскоре попал — кролик, новозеландец, красный. Потом другой, третий. Кролики разбегались от человека с лампой. Попадались среди них и белые. Белые занимали один шед. А сейчас и они, и новозеландцы бегали по ферме. У Васи голова закружилась. Ему почудилось, что он так и не проснулся. Пытаясь выругаться, он закашлялся и вдруг вместо обычного своего ругательства вымолвил в невольном восхищении:

— Крласотааа! — И засмеялся. — Хыхыхыхыыы!.. Хыхыхы…

Васю била лихорадка. Он побежал к шедам. Двери были распахнуты. И из дверей выбегали все новые и новые кролики. Тут же он хотел закрыть двери, но передумал. Хотел побежать будить Эдика, но вдруг увидел выходящего из крайнего шеда человека. Вася поднял лампу. Круг света не доставал. Вася готов был крикнуть, но внезапно узнал эти очертания… И он пошел навстречу и уже высветил Валю, это была она, с растрепанными волосами, улыбающаяся.

— Вальчонок?! — сдавленно воскликнул Вася.

Та молча смотрела на него.

— Но я же видел, что ты спишь… — уже робея, пролепетал Вася.

Она помотала головой.

— Не-а!.. Ухугуу! Не-а!

— Так это ты их выпускаешь? Ты что?

— Пусть бегут! — ответила радостно Валя. — Пусть, все, все.

Вася разглядел в ее руках новозеландца.

— А этот?

— Это Бернард, — сказала она ласково.

— Черлт, — пробормотал завороженно Вася, трясясь в одних трусах, хотя и в накинутом пальто. — Здорово! Хыхыыхы!.. — И тут же он оборвал смех. — Так. Значит, решено. Пошли.

— Куда? Куда, Фасечка? — спрашивала Валя.

— Скорее, — торопил Вася.

Они вернулись в вагончик, распугивая кроликов. Вася поставил лампу на стол, достал мобильник.

— Два часа. Быстро собираемся и отчаливаем. Где рюкзак? Одеяла забираем. Оставим по сотне, больше они не стоят. — Вася хватал одеяла и запихивал их в рюкзак. — Тут я купил и пленку. Но бумагу возьмем, под себя постелим. Давай, давай, не стой соляным столпом.

— Ой, Фасечка! — воскликнула испуганно Валя и перекрестилась.

— Не лезет уже в рюкзак ничего. Тогда так. Бумагу и лампу ты понесешь. Я все остальное.

Они еще возились в вагончике, собираясь. Наконец вышли. Впереди шел Вася с рюкзаком и баулом, за ним Валя с горящей лампой и кулем из бумаги и одеял.

— Да погаси ты! — прикрикнул Вася и тут же спохватился. — А керосин там в бутыли? Забыли?

Валя дунула в лампу, оставила свой тюк, пошла обратно и вскоре вернулась с большой бутылью. Они продолжили путь к реке. То и дело из-под ног шарахались кролики. Белые кролики плавали льдинками или снеговыми шапками всюду в ночи.

— Хыхы, — задушенно смеялся Вася.

И вот они притащились к разлившейся черной реке. Вася озирался, перенес баул с лодкой под взгорок и велел Вале зажечь лампу, а сам стал разбирать лодку.

— Так, так… дерьмо… зараза… — бормотал он. — Где насос? А? Вот, вот… Ну, молись, чтоб успели. А то с нас спустит шкуру Эдик. Да и Борис Юрьевич по головке не погладит. Наделала ты делов, Вальчонок!

И Валя и вправду стала молиться:

— Ай, должны мы Богу молиться, / Христа милости просить / За Васильево здоровье, / Да за военного человека. / Когда наделяет его сам Господь Бог / Умом, разумом, здоровьем, / Всякой Божьей благодатью, / Да сам Христос Бог Царь Небесный, / Мать Пречистая Царица да Богородица…

Вася под ее пение накачивал лодку, остро пахнувшую резиной, медленно округлявшуюся. В воду что-то бултыхалось. Вася оборачивался, шмыгал носом, утирал мокрое лицо рукавом пальто.

Вдруг позади на ферме залаял Джерри. Лай у него был громовой. Вася замер, обернувшись. Замолчала и Валя.

— А топор мы взяли? — спохватился Вася. — Поищи-ка там…

Валя принялась копаться в вещах. Лай смолк. Может, на крыльцо кто-то вышел, осмотрелся и, ничего не заметив, ушел, успокоив пса. Но ведь новозеландцы и белые прыгали кругом, разбегались во все стороны.

— Да спаси, Господи, да помилуй / Всей от скорби, от болезни, / Да от лихова человека, / Да от невернова языка, / Все от слезнева рыданья / Да святым ангелам на радость. / Телесам, рабам на радость… — продолжала Валя.

И лодка была готова. Вася переводил дыхание. Вставил в пластмассовые уключины весла. Потащил лодку к воде.

— Иди держи, а я буду вещи носить, — сипло сказал он.

И Валя придерживала спущенную на воду лодку, а Вася таскал вещи, укладывал в лодку.

— Все? — спросил он.

Валя молчала.

— Так… Так… А топор? Топор-то нашла?

— Нет, Фасечка.

— Проклятье, зараза. Придется идти.

— Не ходи, Фасечка! Не надо! Не надо! Так будем с Божией помощью.

— Ну да. А костер? Или жердей срубить? Пойду, — сказал он решительно.

И только направился назад, как вновь залаял Джерри, да уже лаял беспрестанно, не умолкая, чего обычно за ним не водилось. Может, кролики уже бегали перед его носом, и он просто не мог вытерпеть такой наглости. Вася остановился. Послушал и вернулся к реке.

— Давай, садись.

— Ой!..

Валя оступилась и одной ногой ушла в воду.

— Ну, проклятье! Садись же!..

Она снова попыталась занять место в лодке и ушла под воду и второй ногой.