Танцующая на гребне волны - Карен Уайт Страница 37

На Сент-Саймонсе происходила смена времен года. Краски земли сменились золотисто-соломенными оттенками, камыши обсеменились, и ветер вздымал над болотом золотистую пыль. Дни становились короче, и, следя за тем, как весла Зевса рассекают воду, я замечала, как вечернее небо приветствует небо дневное, звезды расстилают над нами свой ковер.

Мой отец умел читать ночное небо, как слепой прикосновениями пальцев читает любимое лицо, и я любила это время, когда мы вместе следили за звездами, появляющимися одна за другой в ночном небе. Как потомок моряков, он знал о том, как вести по звездам судно, о том, как древние греки и римляне вели свои суда, руководствуясь теми же созвездиями, которые мы могли видеть сейчас. Меня зачаровывало, что небо оставалось все тем же, глядя на наш меняющийся мир, на бесконечные приливы и отливы, на рождающиеся и уходящие поколения. Это вызывало у меня сознание собственной незначительности и в то же время ощущение себя частицей мироздания, ощущение связи с еще не родившимися, которые когда-нибудь будут смотреть на эти же звезды.

Холодная рука схватила меня за руку, и я выпрямилась, поняв, что нахожусь в полусне и могу упасть в воду. Я с улыбкой взглянула на Джемму, а потом посмотрела, как нам было еще далеко до пристани. Я знала все эти водные пути, как дороги на земле, знала краски каждого времени года, как будто это были мои платья. В этом месте было что-то, что становилось частью тебя, и мне иногда приходило в голову, что соленая вода вокруг меня была и во мне в виде пота и слез, составляя со мной одно целое. Это успокаивало меня, когда я думала о своем пустом чреве и детях, которых я похоронила за свои короткие годы на земле. Может быть, конца вовсе и не было, а только бесконечный водный путь, который вел нас из этой жизни в другую.

Вдали мелькнула махавшая нам рука, и сердце у меня дрогнуло.

– Джеффри, – закричала я, маша в ответ. Я была рада, что это заставило меня полностью проснуться. День был теплый, но ночь холодная. Платье липло к моему потному телу, но меня трясло. Я так спешила к миссис Сент-Клер, что захватила с собой только летнюю шаль.

– Прошу тебя, Зевс, поторопись. Холодно, и я боюсь простудиться насмерть.

Он кивнул. Белки его глаз особенно ярко выделялись в сгущающемся сумраке. Челнок сидел в воде ниже, чем в начале нашего путешествия. Кедр пропитался водой, и грести стало тяжелее. Но я могла думать только о воссоединении с моим мужем.

Когда мы приближались к пристани, я увидела маленькую фигурку в плаще, стоявшую за спиной Джеффри. Ее яркие волосы составляли разительный контраст с ее капюшоном. Сердце у меня упало от разочарования; я терпеть не могла, когда что-то мешало моей радости при виде Джеффри. Я знала, что не смогу поцеловать его, как бы мне хотелось, в присутствии Джорджины.

Воздух был насыщен запахом сырых листьев и земли, как свежевырытая могила. На воде нас застал короткий ливень, но пристань промокла и стала темно-коричневой. А высокая трава поникла от тяжелых дождевых капель. Зеленел разбухший воскресший мох. Я любила показывать его Джемме, никогда не устававшей удивляться чуду, совершавшемуся на стволах деревьев.

Джеффри придерживал челнок у пристани, пока Зевс помогал вылезти Джемме и потом мне, с моим баулом. Муж взял мою руку и поцеловал, его прикосновение так взволновало меня, как будто мы не видались двести дней, а не два.

– Я уверен, все прошло хорошо? – спросил он, беря меня под руку.

– Да, к счастью. Хотя у Сент-Клеров уже было шестеро детей. Я не могу представить себе, где у них найдется место для восьми в их маленьком домике.

Я не хотела, чтобы в моем голосе звучала горечь, и только пожатие руки Джеффри дало мне понять, что он это услышал и не осудил меня.

– Джорджина, – сказала я, – как ты добра, что пришла со мной поздороваться. Я надеюсь, у тебя все хорошо?

После моего разговора с ним Натэниел Смит ухаживал за ней серьезно почти два года. Каждый день я надеялась, что у них как-то сладится, и не только ради них самих. Я любила сестру, но я хотела, чтобы со мной были только мой муж и сын, без постоянного присутствия в доме другой женщины.

Джеффри согласился на их ухаживания, но только по моему настоянию, и терпел иногда присутствие Натэниела за нашим столом. Но о брачных планах ничего не было слышно, и я опасалась, что Джорджина никогда не выйдет замуж, если она не примет предложение Натэниела или не уедет в Саванну – но она, казалось, не желала ни того, ни другого.

– Все хорошо, спасибо. Я подумала, что Джеффри может быть нужно общество, поскольку он не знал точно, когда ты возвращаешься. Он стоял здесь полдня, чуть ли не больной от беспокойства. – Она явно его поддразнивала, но в голосе у нее была еще и иная нотка, что-то напоминавшее мне наше детство, когда Джорджина жаловалась отцу, если я выигрывала в наши детские игры.

Джеффри погладил меня по руке:

– В свою защиту могу только сказать, что я провел здесь не целый день, а только часть дня. Один раз я приводил сюда Робби, он очень по тебе скучал. Сейчас он спит под присмотром Леды, но я обещал ему, что как только ты вернешься, ты его поцелуешь, если он уже будет крепко спать.

Я положила голову ему на плечо, мое сердце переполнилось счастьем.

Джеффри сел с трубкой за стол в маленькой библиотеке, заверив меня, что не задержится, а я поднялась в комнату Робби. Меня удивило, что Джорджина вошла за мной в комнату моего сына, вместо того чтобы пойти к себе. Было уже темно, и я подняла повыше лампу и приложила палец к губам, повернувшись к Джорджине, когда увидела, что глаза Робби закрыты, его длинные темные ресницы лежали на его нежных щечках.

Леда зашевелилась на соломенном тюфяке у кроватки ребенка, которую смастерил Джеффри. В головах и в ногах были вырезаны лошадиные головы, и хотя кроватка быстро сделалась мала для Робби, он не хотел с ней расставаться. Я уже давно говорила Джеффри, что он будет продолжать вырезать кровати с лошадиными головами для нашего сына, пока нам не придется приобрести для него настоящую лошадь.

– Он хороший мальчик, мисс Памела. Просто ангелочек.

– Спасибо, Леда. – Джемма стояла в дверях, молча наблюдая, готовая помочь Леде спуститься вниз. Она всегда угадывала, что следует сделать, еще до того, как я просила ее об этом. Такой же она была и в комнате родильницы, почему я и привыкла полагаться на нее все больше и больше.

Я наклонилась над моим спящим мальчиком, закрывая его лицо от яркого света лампы. Он был весь в отца, темноволосый и синеглазый, полнота его лица и рук не скрывала резкости очертаний костей. Он держал наши сердца в своих пухлых ручках, и у меня каждый раз образовывался спазм в горле, когда я думала, как он станет ездить верхом или вырастет настолько, что я уже не смогу брать его на руки. Я прижалась губами к его щечке, вдыхая его сладкий младенческий запах. Выпрямившись, я увидела, что Джорджина наблюдает за мной со странным блеском в глазах.

Я подвинула лампу и с облегчением увидела, что все это было одно мое воображение. Но когда я сделала движение, чтобы пройти мимо нее, она дотронулась до моей руки.