Небо повсюду - Дженди Нельсон Страница 37

Да, я знаю, так бывает. Но чего я не знала, так это что мечты могут прятаться у человека внутри.

Он прижимает меня крепче, и я совсем исчезаю в его руках. Вдыхаю терпкий аромат травки, что насквозь пропитал его одежду. Он гладит меня по волосам своей громадной лапищей. Я уже и забыла, как утешает присутствие дяди Бига, этой огромной печки. Я украдкой смотрю ему в лицо. По его щеке бежит слеза.

Через несколько минут он заговаривает снова:

– У Бейли, как и у многих, было шило в попе. Но мне кажется, что больше она все-таки была похожа на меня. Ну или на тебя в последнее время, раз уж об этом зашла речь. Рабыня любви. – Он улыбается так, словно только что принял меня в тайное общество. – Может, дело в этих проклятых розах; в них я как раз верю целиком и полностью. На сердце они влияют просто убийственно, клянусь тебе. Мы – словно лабораторные крысы, что целый сезон вдыхают их запах…

Он в задумчивости закручивает усы, видимо, позабыв, о чем говорил. Я терпеливо жду: он ведь под кайфом. Между нами то и дело проплывает аромат роз. Я вдыхаю его, думая о Джо. Я твердо знаю, что вовсе не розы вдохнули любовь в мое сердце, а сам этот мальчик, этот волшебный мальчик. Как я могла?

Где-то вдалеке кричит сова: пустой, одинокий крик, и мне тоже становится пусто и одиноко.

Биг как ни в чем не бывало возобновляет свои речи:

– Нет, не Бейли…

– Что ты имеешь в виду? – Я выпрямляюсь.

Он прекращает крутить ус; лицо его становится серьезнее.

– Когда мы были детьми, бабуля была совсем другой. Если у кого-то и есть беспокойный ген, то это у нее.

– Но бабуля ведь и за пределы нашего квартала редко выходит, – возражаю я, ничего не понимая.

Он усмехается:

– Знаю, знаю. Получается, я все-таки верю в этот ген: мне всегда казалось, что он был у моей матушки. Мне казалось, она каким-то образом запихнула его поглубже. Запиралась в своей мастерской и целыми неделями выплескивала жажду странствий на свои холсты.

– Ну а почему же тогда моя мама не поступила так же? – Я пытаюсь говорить тише, но на самом деле на меня накатывает ярость. – Почему ей так понадобилось сбегать, когда бабуле хватило переключиться на картины?

– Не знаю, дорогуша. Может, у Пейдж случай более запущенный.

– Случай чего?

– Не знаю! – По его голосу я слышу, что он так же растерян и сбит с толку, как и я. – Что там может заставить женщину оставить двух маленьких детей, брата и мать и не возвращаться целых шестнадцать лет. Вот то самое! Мы называем это жаждой странствий, но не каждая семья способна на такую снисходительность.

– И как же бы это назвали в других семьях? – спрашиваю я. Дядя никогда не делился своими размышлениями о маме. Может, от меня скрывают, что она просто сумасшедшая? Может, она и правда спрыгнула со своего дерева?

– Ленни, это совершенно не важно, как бы это назвали в других семьях. Это наша история, и мы вправе рассказывать ее так, как считаем нужным.

Это наша история, говорит он своим библейским голосом, и задевают меня эти слова тоже с библейской глубиной. Казалось бы, я столько читаю, что сама должна была додуматься. Но не додумалась. Никогда не рассматривала жизнь с этой стороны – как историю. Да, мне всегда казалось, что я нахожусь внутри какого-то сюжета, но автором я себя не считала, и права слова у меня тоже не было.

Но ты можешь рассказывать свою историю так, как сам захочешь, черт побери.

Это твое соло.

Глава 27

(Написано на странице, вырванной из «Грозового перевала» и нанизанной на ветку в лесу)

Отсутствие Джо накрывает утро, словно пелена. Мы с бабулей безвольно горбимся за кухонным столом, уставившись в разные стороны.

Вернувшись вчера ночью в Убежище, я убрала блокнот Бейли в картонную коробку и закрыла ее. Вернула святого Антония на каминную полку перед Полумамой. Не знаю, как найду маму, но уж точно не по Интернету. Я целую ночь думала над словами дяди Бига. Возможно, все в нашей семье совсем не такие, как мне казалось. Особенно я. Насчет меня дядя попал в самую точку.

А может, и насчет Бейли тоже. Может, он прав и у нее не было этого — что бы оно ни означало. Может, моей сестре больше всего хотелось остаться в нашем городке, выйти замуж и родить ребенка.

Может, именно в этом и была ее необычайность.

– У Бейли было столько секретов, – говорю я бабушке.

– Как и у всех в нашей семье, – отвечает она с усталым вздохом.

Я хочу спросить, что она имеет в виду – я помню, что дядя Биг сказал о ней вчера ночью, – но не могу, потому что входит он, собственной персоной. Топочет по кухне в своей рабочей одежде – ни дать ни взять Поль Баньян. Он оглядывает нас и спрашивает:

– Кого хороним?

Биг замирает на месте, трясет головой и говорит:

– Поверить не могу, что я только что это сказал. – Стучит себя по лбу. А потом оглядывается. – А Джо где?

Мы с бабулей опускаем глаза.

– Что? – спрашивает дядя.

– Думаю, он больше не придет, – отвечаю я.

– Правда? – На моих глазах дядя превращается из Гулливера в лилипута. – Почему же, дорогуша?

Я чувствую, как в глазах у меня начинает пощипывать.

– Не знаю.

К счастью, дядя Биг больше меня не расспрашивает и удаляется проверить своих жуков.

Всю дорогу до ресторана я думаю о безумной французской скрипачке по имени Женевьева, в которую Джо влюбился и с которой не разговаривал с того самого случая. Думаю о том, как он охарактеризовал трубачей: «Все или ничего». О том, что у меня был весь Джо, а теперь его у меня не будет совсем, если только я как-то не объясню ему, что случилось вчера с Тоби и что происходило до этого. Но как? Я уже отправила ему с утра два сообщения на телефон и даже позвонила Фонтейнам домой. Разговор произошел примерно такой.

Ленни (трясется с головы до самых шлепанцев). Джо дома?

Маркус. Ого! Ленни! Ничего себе. Какая отважная девочка!

Ленни (смотрит на алую букву, вышитую на футболке). Можешь его позвать?

Маркус. Он уже ушел.

Неловкое молчание.

Маркус. Честно говоря, ему сейчас неважно. Ни разу не видел, чтобы он так переживал из-за девчонок. Да и вообще…

Ленни (чуть не плача). Ты скажешь ему, что я звонила?

Маркус. Договорились.

Неловкое молчание.

Маркус (нерешительно). Если он правда тебе нравится, не сдавайся.