Арабская жена - Таня Валько Страница 37

Утром я сквозь сон слышу гул голосов и суматоху — бо́льшую, чем обычно. Что происходит? Здесь ведь не встают рано.

— Ахмед! Блонди! — кто-то зовет нас снаружи. Помедлив минутку, я неуверенно направляюсь к балкону.

— Что происходит? Вы что, с ума посходили? Еще только восемь утра!

— Собирайтесь, сегодня пятница! Выходной! — кричит Мириам, задрав голову и заслоняя ладонью глаза от слепящего солнца.

Да разве же это выходной? Опять придется готовить, мыть, убирать и бог знает что еще делать. Должно быть, женщины так радуются, потому что у мужчин по пятницам нет предлога, чтобы удрать, и хотя бы один день в неделю они проводят со своими семьями.

— Мы едем на ферму! Будет здорово! — не унимается Мириам. — Спускайтесь вниз и помогите нам собраться, лентяи!

Уже полностью проснувшись, я разворачиваюсь и иду к спящему Ахмеду. После инцидента с перцем чили он перестал со мной разговаривать. Как будто в этом была моя вина! Он молчит уже долго, слишком долго. Исчезает на целый день, а придя домой, избегает меня. Поздней ночью приходит в спальню, ложится спать — и ничего больше. Может, хоть сегодня мы проведем весь день вместе и Ахмед станет прежним? Мне бы очень этого хотелось — его враждебность страшит меня.

— Ахмед, вставай, мы собираемся на ферму, — шепчу я ему на ухо, почти прикасаясь губами.

— Успеется, — бормочет он и переворачивается на другой бок. Мои ласки ему неприятны. — Они еще несколько часов провозятся в кухне и во дворе. Будут без толку бегать, принося каждый раз по одной вещи и забывая о самом необходимом. Это бессмысленно.

— Тогда можно мне еще полежать с тобой рядом? — не сдаюсь я и принимаюсь мурлыкать по-кошачьи: — М-м-м-м…

— Как хочешь.

Что это, черт возьми, значит — «как хочешь»? Вообще-то, это он всегда хотел, я от него отбиться не могла! Я обижаюсь и сержусь.

— Эй, господин муж! — говорю я, обращаясь к его спине. — Не забываете ли вы о ваших супружеских обязанностях?.. Ну что с тобой, Ахмед? — спрашиваю я уже жалобным голосом. — Что я тебе сделала?

— Ничего. — Вздыхая, он поворачивается ко мне. — Просто… кое-что изменилось, — твердо произносит он. В его голосе я не слышу грусти — в нем лишь отчуждение и неприязнь.

— Что изменилось? Быть может, нам удастся это исправить?

— Ты здесь чужая, Блонди, — констатирует он.

Блонди? Он ведь никогда не называл меня так.

— Как это — чужая? — Я не на шутку возмущена. — Я отлично поладила с твоими сестрами. Даже Хадиджа меня приняла.

— Может, я и ошибаюсь, — неуверенно говорит он.

Какое счастье, что мы приехали сюда лишь в гости! Если бы мы остались здесь надолго, наш брак непременно развалился бы… Ахмед впервые со дня приезда все же вспоминает о том, что он мужчина, и неожиданно — после такого прохладного разговора — привлекает меня к себе. Я ощущаю его возбуждение, и меня окутывает блаженное тепло желания.

— Блонди, Блонди… — шепчет мне на ухо он.

Всегда нежный и деликатный в постели, на этот раз он грубо хватает меня за шею, будто котенка или щенка, и переворачивает на живот. Эта поза мне не нравится, я пытаюсь высвободиться, но он прижимает меня к кровати, и я не могу даже пошевелиться. Он входит в меня резко, без всякой прелюдии. Все происходит настолько быстро, что я не успеваю даже запротестовать. Не могу понять, что происходит! Мой дорогой муженек меня попросту трахнул!.. Через мгновение он отталкивает меня, поднимается с постели и как ни в чем не бывало идет в ванную.

Я лежу, поджав ноги к груди, и не могу оправиться от шока. В голове пустота. Кажется, я не в состоянии сдвинуться с места.

— Ах ты развратница! — вопит он, едва выйдя из ванной. — Так и будешь весь день лежать — голой задницей кверху?! — Он набрасывает на меня плед, который накрывает меня с головой, и хлопает дверью.

Мне уже ничего не хочется: ни ехать куда-то, ни общаться с его родственниками. Хочется только одного: сбежать отсюда. Полумрак окутывает мое тело, накрытое пледом и сотрясаемое тихими рыданиями. Я засыпаю, лежа в том же самом положении.

— Мамочка, мамочка! — Марыся изо всех сил тянет меня за руку. — Вставай, вставай скорее, мы уже едем! — возбужденно выкрикивает она. — Почему ты еще в постели? Тебя все ищут!

— Я… сейчас, сейчас. — Не хочется огорчать ребенка, но нелегко и к чему-то принуждать собственное страдающее тело, не говоря уже о раненой душе. — Беги вниз, через минутку я буду.

Марыся быстрее ветра вылетает из комнаты, а я еле волочу ноги в ванную. Голова кружится, приходится прилагать усилия, чтобы устоять на ногах. Мое собственное отражение в зеркале пугает меня: спутанные немытые волосы, опухшие глаза и щеки бледнее мела. Конечно, за пять минут я себя в порядок не приведу, остается сосредоточиться на самом необходимом: быстро принимаю прохладный душ, облачаюсь в легкое платье, надеваю солнечные очки и бегу во двор, откуда доносятся возбужденные голоса.

Пикапы и большие роскошные автомобили стоят с уже заведенными двигателями и включенными кондиционерами в салонах в ожидании своих пассажиров. Шум стоит такой, что трудно понять, кто что говорит.

Детвора взбирается на кузов одного из небольших грузовиков. Там лежат матрасы, стоят канистры с водой; туда же положили еду, и ее снова немыслимо много — ей-богу, таким количеством еды можно накормить целый взвод солдат! Я вижу, как другие дети лет пяти-шести втаскивают на грузовик мою Марысю — кто тянет ее за руку, кто за платьице.