Путем дикого гуся - Мариуш Вильк Страница 37

В последнее время я предпочитаю читать. А если уж писать, то короткие тексты — эсэмэски, мейлы, аннотации вот… Однако Захар Прилепин в эти рамки не умещается. Можно, конечно, сравнить его с Горьким, но это в российской критике стало уже общим местом. Можно сказать, что пишет Прилепин главным образом о любви, что и сам часто подчеркивает в интервью, но это будет подражание его черному юмору. А эпатировать читателя тиражами и премиями — идолопоклонничество. В общем, как ни крути, Прилепину придется посвятить отдельный пассаж.

Захар Прилепин — псевдоним Евгения Николаевича Лавлинского и одновременно его гениальный «мегапроект». Кажется, маленький Женя выдумал Захара еще в сельской школе (он родился в селе Ильинка под Рязанью) или чуть позже, шатаясь по переулкам Нижнего Новгорода в поисках работы. Прилепин побывал и могильщиком, и писакой в местной газете… наконец вступил в ОМОН и добровольцем отправился в Чечню. Это оказался переломный момент.

После возвращения из Грозного Захар написал роман «Патологии», сразу вознесший его на Олимп русской литературы «нулевых», и вместе с Лимоновым возглавил Национал-большевистскую партию. В настоящее время тиражи его книг сопоставимы с пелевинскими, а сам он нарасхват у СМИ… Интервью и публицистика Прилепина раздражают многих. Феминисток — тем, что в русском мужике Захар ценит самоиронию (не путать с сарказмом), а в женщине — ее бабью загадку. Других радикалов Прилепин эпатирует откровениями, будто он — верующий большевик и советский националист, а родина его — Советский Союз, поскольку именно там он родился. У Прилепина трое детей и небольшая фирма, которая дает работу полутора десяткам человек.

На данный момент он опубликовал три романа, сборник рассказов, две публицистических книги, две антологии мировой классики (одну о войне, другую о революции) и сборник интервью с русскими писателями «Именины сердца». Особенно интересны его обращения к сельскому детству (например, в миниатюре «Бабушка, осы, арбуз»), которые вносят новые ноты в течение так называемой деревенской прозы, или провинциальные картинки печальных 1990-х в «Грехе», который я считаю лучшим произведением Захара (премия «Национальный бестселлер» за 2008 год). А несколько недель назад вышла наконец его долгожданная биография классика советской прозы Леонида Леонова «Игра его была огромна». Книга моментально оказалась в числе бестселлеров.

Недавно Прилепин снова удивил публику. В новой рубрике гламурного мужского журнала «Медведь» раскрыл подоплеку своей беседы с латышскими спецслужбами по поводу убийства генерального прокурора Латвии. Следствие долгие годы топчется на месте, хотя все подозревали нацболов. Так вот, в этом разговоре Захар Прилепин признался, что Евгений Николаевич Лавлинский — его старый журналистский псевдоним.

Леонид Леонов любил говорить, что его творчество — десятиэтажное здание, а критики и прочие все толпятся на первом. Через пятнадцать лет после смерти мэтра советской литературы Захар Прилепин не только опубликовал отличный путеводитель по этому зданию, но и показал открывающиеся из его окон пейзажи. При этом подчеркнул во вступлении, что это лишь путеводитель — чтобы по-настоящему узнать Леонова, нужно его прочитать.

Идею написать биографию Леонида Леонова подсказал Захару его друг Дима Быков, на счету которого две книги в серии «Жизнь замечательных людей» — о Пастернаке и Окуджаве. Впрочем, долго уговаривать Прилепина не пришлось. Во-первых, Захара давно уже бесит, что современные биографы кропотливо воспроизводят жизнь мучеников советского режима, прежде бывших его бенефициантами — Бабеля, Пильняка или Пастернака, — напрочь забывая при этом об авторах вроде Леонова или Иванова [127], избежавших репрессий и умерших при орденах. Во-вторых, Прилепин, видимо, прислушался к словам Проханова: тот сказал ему, что коли пишешь из собственной жизни, надо или медленно писать, или быстро жить, а то читателю наскучит. Поскольку до сей поры Захар черпал из своей биографии обеими горстями и начинал уже сходить с ума, книга о Леонове, очевидно, означает тайм-аут.

А в-третьих — и кто знает, не самое ли это главное, — показывая искусную игру Леонова с режимом, Прилепин в определенном смысле перемигивается с Евгением Лавлинским. Леонов всю жизнь скрывал эпизод из своей молодости, когда они вместе с отцом (кстати, поэтом из круга Дрожжина, о котором я недавно писал…) издавали в Архангельске белогвардейскую газету, поддерживавшую антибольшевистскую английскую интервенцию. В хаосе Гражданской войны он, лихорадочно заметая следы, чудом избежал разоблачения, потом ситуация в стране немного стабилизировалась и про этот эпизод вроде забыли. Работая над биографией Леонова, Прилепин перерыл архангельские архивы, но там, где рассчитывал найти следы своего героя, обнаруживал лишь вырванные страницы, а в текстах Леонова между тем раз за разом появлялся белогвардеец, нелегально вернувшийся в страну (или не покидавший ее) и старательно замаливающий свое реакционное прошлое. Захар не скрывает, что его восхищает и возбуждает эта игра советского писателя со смертью, с которой Леонов в 1937 году почти соприкоснулся.

Леонид Максимович Леонов родился в 1899 году (ровесник Набокова), умер в 1994-м. В его биографии — как в зеркале — можно разглядеть все минувшее столетие: закат царизма и агония империи, то есть детство автора «Барсуков», в которых Леонов со вкусом описал запахи Зарядья — купеческого московского района, где он воспитывался у дедушки с бабушкой; революция и Гражданская война, которые Леонид Максимович живописал не раз и с разных точек зрения, поскольку служил сначала в 4-м Северном полку в Архангельске, а потом — добровольцем в Красной армии; два года нэпа, отразившиеся в великолепном «Воре» (который Прилепин сравнивает с «Мастером и Маргаритой» Булгакова); женитьба на дочери Сабашникова, богатого московского купца, мецената и издателя; европейские вояжи, включая визит к Горькому в Сорренто; коллективизация и начало соцреализма — роман «Соть»; путешествие по Беломорканалу; опасная игра со Сталиным — «Дорога на океан» — и Большой террор, аресты товарищей по перу, расстрел друга — Бруно Ясенского. Великая Отечественная война и Нюрнбергский процесс, где Леонов представлял газету «Правда» и где, видимо, окончательно утратил веру в человека (которого с тех пор называл «человечиной» — по аналогии с говядиной…). После войны Леонов искал смысл жизни в охране природы и памятников деревянной архитектуры — работал над «Русским лесом» (предтечей современного российского экологического движения), будучи депутатом Верховного Совета СССР, выступал в защиту карельских лесов и спасал от разорения Успенскую церковь в Кондопоге. Наконец он замолчал и занялся садоводством. Полвека строил «Пирамиду» [128]— так до конца и неизвестно, для себя ли он ее воздвигал или для угасающей эпохи?

Книга Прилепина — попытка по-новому взглянуть на время, которое мы прежде видели глазами или конформистов, или диссидентов. Захар не относится ни к тем ни к другим. Родившийся в 1975 году, он оказался вне этого водораздела, поскольку взрослел в период распада Советского Союза, когда певцы социалистического строя умолкли (или вымерли), а диссиденты впали в маразм. Более того, острая борьба за выживание в условиях бандитского капитализма и дикого потребительства «возродила» в сознании его поколения стереотипы прошлого (как со знаком «плюс», так и со знаком «минус»), а когда по прошествии двух десятилетий Прилепин оглянулся, картину можно было писать «с нуля». «Игра его была огромна» — грандиозное панно российского XX века.