Ленин. Соблазнение России - Леонид Млечин Страница 37

Вводился так называемый трудовой паек, идея которого — нетрудящимся есть не давать. В городах ввели всеобщую трудовую повинность, в том числе для женщин — с восемнадцати до пятидесяти лет. Начали с Петрограда, где первой же революционной зимой женщин отправляли на расчистку улиц и железнодорожных путей от снега. «Бездельниц» угрожали выселить из квартиры. Колка дров, топка печек, таскание мешков, попытки раздобыть какую-то еду преждевременно состарили это поколение. Исключая тех, кто пристроился к новой власти.

«Женщины, — писала Анжелика Балабанова, — которые были обязаны революции всеми своими новыми правами и положением, вдруг стали старыми и изнуренными, физически покалеченными своими страданиями и бесконечной тревогой за детей. Мало-помалу их единственной заботой стало достать карточку, которая могла дать им возможность когда-нибудь в ближайшем или отдаленном будущем получить платье, пальто или пару ботинок для детей».

Александра Коллонтай надеялась облегчить участь женщины, избавив ее от бытовых трудностей.

«Правда» опубликовала ее статью «“Крест материнства” и Советская республика»:

«В наших собственных интересах, в интересах крепости коммунистического строя — разбить во всех слоях, во всех классах устои старой, эгоистической, узко-замкнутой буржуазной семьи. Жизнь и та великая ломка былых устоев, которая совершается на наших глазах, очищают путь для строительства новых форм семьи — семьи социалистической, то есть для воспитания детей в детских колониях, детских общежитиях…

Первая сейчас насущная задача — накормить детей и этим помочь матерям. Надо наладить немедленно же широкую, обнимающую всю Москву, а затем и другие города сеть центральных кухонь для детей. Дети ведь уже сейчас все на учете, детские продовольственные карточки налицо. Не трудно разбить районы на мелкие участки, найти подходящее помещение для центральной детской кухни и оборудовать ее при помощи посменного дежурства и контроля матерей данного участка…

Для государства получается сразу экономия: вместо топки двухсот кухонных печей — топка одной центральной печи. Получается экономия и на провизии: из центрального котла легче накормить двести детей, чем из двухсот отдельных мисок. А какое громадное, колоссальное сбережение сил и времени самих матерей! Вместо того чтобы ежедневно простаивать за плитой полдня — дежурство в центральной кухне раз в неделю, раз в десять, даже в пятнадцать дней!»

На очередном съезде партии Коллонтай хотела внести поправку в новую партийную программу относительно женского вопроса и семьи.

«Я прямо к Ленину, — вспоминала она. — Читает мою поправку, а по лицу вижу — не одобряет.

— Что вы хотите сказать этим выражением — “исчезновение замкнутой формы семьи“? Ишь куда вы хватили — “при коммунизме”! Где сказано, какая форма семьи будет в осуществленном коммунизме? Программа ведь вещь актуальная, надо исходить из практических надобностей. Нам, наоборот, надо семью удержать от развала, особенно сейчас, надо детей сохранить. А вот вы куда махнули… Успеем и эти вопросы решить, как с белыми покончим…

Но в кулуарах вокруг меня, как всегда, собрался народ, и я разъясняла им мою резолюцию, что раз нет собственности, раз мы перейдем на общественное питание, раз дети будут на социальном воспитании, изменится и форма теперешней семьи. Государству она уже не будет нужна, это остаток буржуазного строя.

Брачная пара — дело другое. Мать и дитя, главное широкое обеспечение и охрана материнства государством и общественностью.

— А отец при чем будет? — спрашивают товарищи.

— А отец пусть дает любовь и заботу о детях добровольно.

Это кто-то услышал, подхватил, и пошло по съезду: “Коллонтай хочет отцов в добровольцев превратить”.

Одни понимали иронию и смеялись, другие возмущались всерьез…».

В 1918 году в Москве вышла ее книга «Новая мораль и рабочий класс».

«Мне попалась книга Коллонтай “Мораль и рабочий класс”, — вспоминала Маргарита Ивановна Рудомино, создатель Всесоюзной государственной библиотеки иностранной литературы. — Я поняла, что брак — это что-то нужное и честное, что он должен заключаться по любви… Мораль Коллонтай — жить в браке на свободных началах. Но вместе с тем быть верными супругами. Это самое главное. Но в чем свобода? Коллонтай проповедовала однолюбие, но свободное — жить отдельно, но быть верными супругами, а детей отдавать в детские сады или совместно воспитывать, не иметь общих денег, одной кухни, что, по Коллонтай, портит жизнь».

Александру Михайловну осуждали потом за пропаганду свободных отношений между мужчиной и женщиной. Но ее призыв позволить женщине самой определять свою судьбу был реакцией на прежнее подчиненное положение женщины.

Коллонтай писала:

«Когда говорят о слишком свободных отношениях, то при этом забывают, что эта молодежь почти совсем не прибегает к проституции. Что, спрашивается, лучше? Мещанин будет видеть в этом явлении “разврат”, защитник же нового быта увидит в этом оздоровление отношений».

В сентябре 1919 года ЦК образовал женотделы — отделы парткомов по работе среди работниц и крестьянок. IX съезд партии потребовал вести «самую усиленную работу среди крестьянок и работниц». Коллонтай считала, что формирование революционных идей у женщин тем важнее, что матери передадут эти идеи детям посредством семейного воспитания. Женотделы должны были позаботиться о ликвидации неграмотности среди женщин и подготовке женских кадров. Процент женщин среди делегатов партийных съездов был очень небольшим. Партийные работники не воспринимали женщин как равных. В губкомах относились к женотделам презрительно, и существование их было «жалким», как это прозвучало на одном из съездов партии.

Коллонтай получила работу в женотделе ЦК. В политике Александра Михайловна оставалась такой же неукротимой и независимой. Как руководителю женотдела ЦК ей рассказали об арестованных крестьянках.

«Недоуменный вопрос: за что? — вспоминала она. — У меня к сердцу подступает — ненависть, гнев, досада бессилия… У меня нервный криз… На другой день встала с решением — добьюсь их освобождения. Кинулась туда, сюда, по инстанциям — заторы. Пошла “по знакомству”. К Надежде Константиновне — расписала, убедила. Обещала вступиться… Пошла к Ленину. Через два дня приказ — выпустить 260 человек. Крестьянок! К чему же законы и правила? Тошно и стыдно… Стыдно и горько».

Старший большевик, умный и едкий академик Давид Борисович Рязанов, будущий директор Института Маркса и Энгельса, пожаловался Коллонтай:

— Как я буду сражаться с нашими политическими противниками, если знаю, что после их выступления их арестуют? Мне говорят: «Иначе нельзя, период гражданской войны. Надо быть беспощадными с врагами».

«Да все ли сознательные враги? — записала Коллонтай. — Ведь еще много, что можно “отсеять” и включить в наш же большевистский улов!.. И об эсеровках, которых арестовали, а их дети — малыши — одни остались в квартире. И все боятся к ним пойти — думают, засада…».

В 1921 году вместе с бывшим наркомом труда Александром Гавриловичем Шляпниковым Коллонтай выступила против бюрократизма в партии. Считается, что и Шляпников был до революции ее любовником. В историю их выступление вошло как манифест знаменитой рабочей оппозиции, о которой говорилось во всех учебниках — в советские времена с осуждением. На самом деле старая большевистская гвардия сожалела об утрате пролетарской чистоты, пыталась бороться с разлагающим влиянием буржуазности и требовала рабочей демократии.